Нижеследующие соображения, казалось бы, говорят о желательности крайнего миролюбия для малых государств, судьба которых во время войны — отрекаться от своих интересов и всякой самостоятельности, и итти на буксире великих держав, брать на себя неблагодарную роль их послушного орудия. Впрочем, история никого еще ничему не научила. Малое государство представляет ценность для ведения войны только в том случае, если оно безотговорочно подчиняет свою армию командованию великой державы[67]. Исключением может явиться лишь необходимость в территории малого государства для маневра вооруженных сил великой державы или необходимость использования принадлежащих ему портов, особенно в колониях, для базирования на них флота. Вообще же маленький союзник, действующий самостоятельно и преследующий своей армией особые цели, грозит принести больше минусов, чем плюсов. Принимая на себя руководство его вооруженными силами, командование великой державы обязано рассматривать интересы его как свои собственные, и не проводить различия в защите территории — своей и маленького союзника. Если же малое государство стремится на войне осуществлять свои особые цели и сохраняет руководство своей армией в своих руках, то на такое малое государство следует смотреть не как на союзника, а как на попутчика, по отношению к которому не следует брать никаких военных обязательств. Ганновер, Бавария, Гессен, Баден, Вюртемберг и прочие немецкие союзники Австрии не принесли ей в 1866 г. почти никакой пользы и отвлекли на себя только 3 прусские дивизии, так как вели самостоятельно, с оглядкой, параллельную войну. Саксонская армия, оставившая свою страну на оккупацию пруссакам и присоединившаяся к австрийским главным силам, наоборот, оказала Австрии чувствительную поддержку, и Австрия, заключая мир, справедливо выдвинула интересы Саксонии наравне с собственными и не пожертвовала ни единой пядью Саксонской территории, предоставив остальным союзникам самим добиваться сносных условий мира. Мольтке перед войной 1870 г. добился полного подчинения Пруссии южно-германских контингентов. Алексеев в 1916 г. держался тех же мольткевских взглядов, скептически относясь к результатам вступления Румынии в войну как самостоятельной военной державы, могущей капризничать и предъявляющей известные требования на русскую помощь. В 1916 г. Румыния действовала как наш попутчик, с которым мы, однако, легкомысленно связались обещанием известной поддержки. Только при потере Валахии Румыния пришла к сознанию о необходимости слить свои военные интересы с русскими и согласилась на образование русско-румынского фронта, лишь под номинальным командованием румынского короля. Авантюра союза с Румынией и его неудачи оказались тяжелым ударом по старой русской государственности. Наши действия в этом вопросе были вынуждены державами Антанты, плохо уяснившими себе требования стратегии и озабоченными не тем, чтобы поставить выступление Румынии в возможно выгодные рамки, а главным образом тем, чтобы вообще вовлечь новую страну в борьбу против центральных держав и выдвинуть перед Германией новые заботы.
Союзные договоры оставляют вопросы о форме и характере вооруженной поддержки союзных государств невыясненными. Практически ценным союз становится лишь в том случае, если он дополнен военной конвенцией. Последняя должна заранее ясно формулировать решение всех основных вопросов относительно ведения войны, общих для вооруженных сил обоих договаривающихся государств, поскольку эти вопросы можно предвидеть заранее. Конвенция должна ясно устанавливать, в каких случаях одно государство обязано принять участие в вооруженном столкновении, в которое оказался бы втянутым другой союзник; минимальное количество войск и срок, начиная с первого мобилизационного дня, в течение которого каждый из союзников обязан приступить к операциям на фронте, поскольку обязательным является наступательный характер последних; условия объединения и связи союзного командования; обязательство не заключать сепаратного мира; условия содействия материальными средствами, личным составом, обменом техническими сведениями и разведывательными данными.
Специально военный характер военных конвенций требует для заключения их непосредственного оглашения между представителями высшего военного командования обеих сторон, а затем это соглашение уже рассматривается дипломатами и ратифицируется высшей государственной властью. Так как сущность военных конвенции ближайшим образом затрагивает подготовку к войне и планы операций обеих сторон, то по мере освежения и изменения этих планов и подготовки является необходимость в дополнении постановлений конвенций; последнее вызывает необходимость периодического личного свидания начальников генеральных штабов. Путешествия последних в дружественные страны, хотя бы под предлогом отдыха на курорте, являются поэтому фактом, подлежащим внимательному наблюдению.