Стратегия

Столь выгодные достижения явились результатом внешней политики, поставившей себе определенную цель и планомерно стремившейся к ней. Мировая война для Германии в 1914 году далеко не являлась такой определенной целью, как борьба с Россией в 1904 году для Японии. Поэтому мы видим лишь разрозненные действия германской дипломатии, часто являвшиеся противоречивыми с точки зрения мировой войны. Постройка огромного флота являлась только угрозой Англии, вынуждавшей ее скорее примкнуть к франко-русской коалиции. Германская дипломатия чрезвычайно облегчила Англии задачу дипломатического окружения. Вильгельм II по отношению и к России, и к Франции, и к Англии, и к Японии занял самую невыгодную политическую позицию — овцы, надевшей на себя волчью шкуру[60].

Внешняя политика Германии в кольце враждебных держав могла заключаться или в крайнем миролюбии и уступчивости, с целью оздоровить положение по отношению к Франции, Англии и России и выждать распадения Антанты; или же в выборе определенного момента для превентивной войны, при особенно выгодных политических, экономических и военных. условиях. Германия держалась гибельного третьего пути — среднего, рассчитывая, что ее воля к миру не допустит войны и все же можно будет не только ничего не уступить, но и улучшить свое военное и политическое положение[61].

Крестовый поход

 Ошибки германской внешней политики тяжело сказались на германской стратегии. Нужно вообще отчетливое сознание дипломатией стратегического хвоста, являющегося продолжением творимой ею внешней политики. Характер и недостатки внешней политики естественно передаются стратегии. Иррациональный, мистический характер политики, приведшей к первым крестовым походам в начале нашего тысячелетия, обусловил нерациональную, антипозитивную стратегию крестовых походов. Ранке сожалеет, что Фридрих Барбаросса не захватил предварительно Балканский полуостров под германскую оперативную базу, прежде чем углубился в Азию. Но такое движение вперед от этапа к этапу, с затратой жизни целых поколений, с последовательным расширением культурной, экономической и оперативной базы, представляет нечто обратное тому, что мы понимаем под крестовым походом. Судьба крестоносцев — чтобы их след терялся в проходимом ими океане земли, как след корабля в море...

Мышление истинного политика[62], как и стратега, не только бежит от всякой мистики и становится на почву действительности, но глубоко коренится в последней; отсюда растет его фантазия; его творчество обслуживает только данный действительностью строительный материал. Известная мистика была не чужда германскому руководству мировой войной. В начале 1915 года в политических кругах Германии оживленно обсуждался вопрос о желательной «ориентации» германских ударов — против «демократии» Франции и Англии или против царской России. За ориентацию против России был Людендорф, которого в этом вопросе энергично поддерживали социал-демократы. За западную ориентацию стоял Фалькенгайн, допускавший против России лишь наступление с весьма ограниченными целями. Действительно, чем больше терпело поражений царское правительство, тем невозможнее для него являлось заключение сепаратного мира. В конце концов антирусская ориентация взяла верх, вследствие непопулярности царской России среди социал-демократических и левых буржуазных кругов. Кампания германцев в 1915 году на русском фронте представляет дон-кихотство, тем более политически преступное, что война поставила вопрос о жизни и смерти германского народа. Контрастом к этому удивительному антиполитическому подходу германской социал-демократии, которая группировала своих врагов не по их неумолимости, а по симпатичности, является политика фашиста Муссолини, завязавшего дипломатические и торговые сношения с СССР; последняя далека от всякого мистицизма, и руководится реальными выгодами, не смешивая симпатии и дела.

Лига наций