Мобилизация промышленности планомерно еще никогда не производилась, если не считать очень сомнительной подготовки Италии в первые 10 месяцев мировой войны, когда она не принимала еще непосредственного участия в военных действиях; исторический опыт гласит лишь о необходимости такой мобилизации и дает данные о стихийном процессе перехода промышленности на новые пути в мировую войну. Учет всего необходимого сырья и распределение его, учет и наиболее рациональное использование фабричного оборудования, перегруппировка технических руководителей и рабочих, полное использование труда безработных, привлечение новой рабочей силы из деревни, задания, соображенные с возможностями имеющихся средств и нуждами войны, — составляют сущность этой мобилизации. Практика руководства мирной экономической жизнью СССР представляет, может быть, лучшую школу для составителей плана такой мобилизации.
Особенно важна гармония плана промышленной мобилизации. Необходим равномерный рост производства военного снаряжения: если будет усилено производство снарядов, но не будет хватать стали, или транспорт не будет справляться с перевозками угля, то снарядное производство остановится. Но и снаряды будут ни к чему, если не будет хватать пороха, гильз или трубок. Количество производимых выстрелов должно быть в полном соответствии с производством орудийных стволов на замену изношенных или погибших. Однобокое развитие производства ручных гранат или ружей, или солдатских сапог, бязи и сукна тяжело отзовется на материальных средствах государства и не даст армии никакого реального выигрыша.
Как ни обширен рынок потребления военного снаряжения, представляемый войной, но и здесь не всегда имеются люди, потребляющие это военное снаряжение; поэтому и на войне возможны кризисы перепроизводства военного материала. Если мы будем рассматривать «большую программу Гинденбурга», принятую германской промышленностью в конце 1916 г., как задание для новой экономической мобилизации среди войны, то мы почерпнем ряд указаний об опасности преувеличения военной части задания для мобилизации экономики. Остановим наше внимание на одном примере. Людендорф определил в сентябре 1916 года месячное задание промышленности по производству полевых орудий в 3.000, что значительно превосходило действительную потребность; для достижения такого гигантского успеха пришлось построить новые фабричные корпуса, изготовить новые станки, увеличить производство стали, отвлечь для этого часть вырабатываемого угля, ослабить имевшийся для армии запас пополнений на значительное количество рабочей силы, необходимой для добычи сырья, увеличившейся работы транспорта, строительства, производства. В мае 1917 г. Людендорф сознал допущенную в программе ошибку и дал соответственные указания о переходе на фабрикацию не свыше 1.500 полевых пушек в месяц; в сентябре 1917 г. он сократил норму до 1.100; в марте 1918 г. — до 725 орудии в месяц. Однако, промышленное производство имеет громадную инерцию, поддерживаемую заинтересованными в нем лицами; оно достигло-таки трехтысячной порции в месяц и с великим трудом было понижено тыловыми органами снабжения. Еще в июне 1918 г. производство равнялось 2.498 полевых орудий. В результате, в германском тылу образовались залежи совершенно новых полевых пушек: один Кёльн был забит складом из 3.500 новых полевых пушек и 2.500 новых полевых гаубиц. Некоторое облегчение принес только Фош, желавший своими условиями перемирия обезоружить Германию: после подсчета германской артиллерии, долженствовавшей быть налицо в действующей германской армии, Фош предъявил требование выдать 2.500 полевых орудий и 2.500 тяжелых орудий. Требование его было исполнено в отношении полевых орудий, совершенно новыми пушками из тыловых складов, нисколько не затрагивая состоявшее в армии вооружение. Контрольные комиссии Антанты, уничтожившие германское вооружение, были поражены впоследствии десятками тысяч предъявленных им, для обращения в лом, германских орудий[56].
Надо себе ясно представлять, что усилие, которое государство способно произвести на фронте и в тылу, составляет одно целое, и перегрузка тыла ведет к ослаблению фронта. Когда летом 1918 г. германская армия стала таять, естественно было бы уменьшить объем военной работы тыла, чтобы сохранить боеспособность фронта. К чему было в течение одного года фабриковать такое количество огнестрельных припасов, которое, погруженное в вагоны, заполнило бы на рельсах все расстояние от Гамбурга до Константинополя, когда на фронте не было рук, чтобы расстреливать их? Мы усматриваем логическую нелепость у Людендорфа, допустившего вступление Германии в ноябрьский кризис 1918 г. с обезлюдевшим фронтом и с тылом военной промышленности, работавшим максимальным ходом. Перед этим фактом бледнеет лишний десяток миллионов снарядов, изготовленных русской промышленностью к 1917 г. И в производство военного снаряжения нельзя стремиться непременно к высшим достижениям, а необходимо знать разумную меру.