Стратег и зодчий

— Я согласен со Скрыпником. — Ленин прошелся по комнате, встал у окна. — Порох нужно держать сухим. В Москве еще гремят выстрелы. Там идут переговоры Моссовета с полковником Рябцевым, захватившим Кремль. Нашей помощи ждут в Харькове, Екатеринославе, Ростове. Тот бронепоезд, что строят путиловцы, не последний. Мы ведь теперь оборонцы, с двадцать пятого октября. Мы обязаны разъяснять трудящимся, кого мы обороняем… Промышленность должна работать бесперебойно. Заказами нужно обеспечить все заводы. Связывайтесь с Наркоматом труда… Пусть меньшевики истошно вопят о гибели революции, раздумывают, как ликвидировать Советскую власть, спорят, созрел ли рабочий класс России для социализма. Они стремятся расколоть рабочий класс. Им это не удастся! Рабочие знают, что ликвидировать Советскую власть — значит вернуться к капитализму. Их не сбить с пути! Дом кладут из кирпичей, социалистический дом мы будем выкладывать из знаний. Пока они у специалистов. И если мы не сумеем привлечь их, мы погибнем. Но мы их привлечем! Будем их контролировать и помогать по-товарищески. Будем готовить людей к управлению предприятиями!

2

В редакции полуменьшевистской газеты «Новая Жизнь», несмотря на ранний час, было многолюдно. В кабинете редактора Десницкого собрались ведущие сотрудники газеты. Сам Десницкий, безупречно одетый, подтянуто строгий, за огромным столом читал оттиски. В креслах возле стола расположились философ Базаров в черном костюме, похожий на английского проповедника, и костлявый, с лошадинообразной физиономией экономист Суханов. Словно промеряя диагонали линолеума, семенил по комнате идеолог меньшевиков Юлий Мартов, с воспаленными от бессонницы красными веками близоруких глаз, с всклокоченной бородой, в помятом, выношенном костюме.

— Фантасмагория, — сказал, поднимаясь с кресла, Базаров и рассмеялся, подойдя к окну. — Ночью штурмовали Зимний, а сейчас «гуляют», как в Вятке на масленой. Поглядите, волокут на розвальнях бочку. Видно, раздобыли где-то спирт. Революция по-мужицки!

— Не фантасмагория, а трагедия и опошление революции! — останавливаясь, выкрикнул Мартов. — Все растоптано. Предано… Начало эры большевизма ознаменовано насилием. По святым заветам демократии шагают пьяные солдаты, штыками которых большевики завоевали власть. Народ ждал воли Учредительного собрания, а не этого восстания одной партии! Страшно подумать, ведь их насильственное овладение властью может погубить демократию. Они прямо провозглашают диктатуру пролетариата. Должна быть диктатура демократии.

— Страшно другое, под солдатским сапогом может погибнуть культура, — заметил, отрываясь от газетных полос, Десницкий.

— Культура и революция неотделимы. — Мартов подбежал к столу, налил воды из графина. Вода, расплескиваясь, текла по дрожащей, красной от нервной лихорадки руке. — Только настоящее революционное движение спасет культуру. Вандализм насилия не имеет ничего общего с революцией… Мы виноваты в том, что большевики так легко овладели властью. Мы мостили им дорогу…

— Это необоснованное заявление, — подходя к Мартову и пододвигая ему кресло, сказал Десницкий. — Вы возбуждены, Юлий Осипович.

— Нет, не возбужден. — Мартов поставил стакан и, размахивая руками, стал доказывать Десницкому: — В апреле мы делали все, чтобы разоблачить догматизм Ленина. Он не знает страны, народа. Мы писали тогда прекрасные статьи. Наши «несвоевременные мысли» были и своевременными, и верными. А потом мы стали писать панегирики большевикам. Даже в те дни, когда уже стало ясно, что там, в большевистском стане, готовят восстание. О восстании нас честно предупредили Зиновьев и Каменев. Они поняли, что такое восстание одной партии, к чему оно приведет страну. Но и в эти дни наш уважаемый коллега Суханов писал панегирики большевикам.

— Позвольте? Позвольте?! — негодуя, выкрикнул Суханов. — Это навет! Кто писал? Когда?

— Пожалейте нервы, друзья, — попытался успокоить Мартова и Суханова Десницкий. Потом, безнадежно посмотрев на них, прошел за стол, придвинул к себе полосу, попытался править ее.

— У вас короткая память. — Мартов подбежал к конторке в углу кабинета, на которой лежал комплект «Новой Жизни». Быстро перелистав газетные листы, начал язвительно читать выдержки из статьи: — «Ядро большевистской партии составляет цвет российского рабочего класса, самую сознательную, организованную, самую стойкую и творчески одаренную часть его. Большевистская рабочая интеллигенция, играющая руководящую роль в профессиональных союзах…»

— Юлий Осипович, — попытался остановить его Десницкий, — мы все это читали.

— Читали? — взвизгнул Мартов. — Вы не понимали, что делали! Выдавая вексель этим организаторам восстания, вы укрепляли их авторитет. Извольте слушать дальше. Оказывается, «более чем кому-нибудь мы обязаны большевикам тем, что, несмотря на все разрушительные влияния, наша промышленная жизнь не пришла еще в состояние полной анархии».

— Не большевикам мы пели дифирамбы, а рабочему классу, — отойдя от окна, резко бросил Базаров. — Рабочий класс показал, на что он способен.