Страсти ума, или Жизнь Фрейда

Эрнест Джонс обивал пороги в Лондоне, чтобы получить для Фрейдов британские визы и разрешение на работу. В тот печальный период Англия неохотно принимала беженцев; они должны были располагать материальной поддержкой британских граждан, а разрешения на работу почти исключались. Джонс направился прямо в Королевское общество, которое присудило Зигмунду Фрейду почетное звание два года назад; общество редко вмешивалось в политические дела. Президент общества всемирно известный врач Уильям Брегг обещал свою поддержку и выдал Джонсу рекомендательное письмо министру внутренних дел сэру Сэмюелу Хору. Джонс блестяще изложил дело Фрейда; еще в середине беседы он понял, что министр внутренних дел сочувствует каждому его слову. Он предоставил Джонсу право заполнить документы с разрешением на въезд профессору Фрейду, его семье, домашнему врачу, всем тем, кто требуется ему.

Наступил критический момент. Прошло три месяца, три месяца отчаяний и опасений, что нацисты не выпустят столь видного заложника. Зигмунд проводил время, отвечая на корреспонденцию, работая над третьей частью книги «Моисей и монотеизм», переводя с помощью Анны книгу Марии Бонапарт о ее собаке Топси.

Дело профессора Фрейда приобрело известность. Нацисты наложили руку на его вклад в банке, конфисковали все книги в издательстве, вынудили Мартина возвратить публикации и деньги, которые он поместил в швейцарские банки. Американский посол в Париже Уильям Буллит просил президента Франклина Рузвельта вмешаться в пользу Фрейда. Президент Рузвельт выполнил эту просьбу. Буллит просил германского посла в Париже предоставить необходимые документы. Бенито Муссолини, которому однажды Зигмунд послал экземпляр своей книги по просьбе отца одного из своих итальянских пациентов, обратился непосредственно к Гитлеру с просьбой позволить Фрейдам выехать из Вены.

Тетушка Минна находилась в санатории после удаления катаракты. Дороти Бэрлингем, имевшая американский паспорт, сумела вывезти ее в Лондон.

Мартин ускользнул от нацистов и присоединился к жене и детям в Париже.

Матильда и Роберт Холличер бежали в Англию десятью днями позже.

Сын Александра Гарри Фрейд заметил свастику на стене намного раньше старшего поколения. Не сумев убедить своих родителей, он организовал нечто вроде деловой поездки в Швейцарию. Его двоюродный брат в Нью–Йорке Эдвард Бернейс помог ему перебраться в Америку. На квартиру Александра пришли из гестапо арестовать Гарри. Александр понял намек. Он назначил выдающегося нацистского адвоката, штурмовика своим душеприказчиком, передал ему свои значительные сбережения при условии, что тот обеспечит ему необходимые паспорта и визы. Разрешение на выезд поступило в мае. Они пришли на Берггассе попрощаться с Зигмундом и семьей. Прощание было спокойным, каждый мечтал о скорой встрече в Лондоне.

– В следующем году в Иерусалиме, – прошептал Зигмунд Марте, когда они стояли у окна, наблюдая, как Александр и Софи садятся в такси, которое доставит их на вокзал, с багажом в виде небольшого саквояжа.

Зигмунд, не горевший желанием помочь самому себе, сумел уберечь от беды некоторых друзей и коллег. Пришла вдова старшего сына Йозефа Брейера и сообщила, что она и ее дочь будут арестованы. Зигмунд через А. А. Брилла обеспечил им американскую визу. Он помог Теодору Рейку и его семье получить въездную визу в Соединенные Штаты, куда уже уехали Елена и Феликс Дейч, а также Макс Граф, Франц Александер, Карен Хорни. Когда Теодор Рейк пришел попрощаться, Зигмунд обнял его за плечи.

– Вы мне всегда нравились, – сказал он.

Рейк наклонил голову, будучи не в силах сказать слово. Зигмунд продолжал тихим голосом:

– Людям не нужно приклеиваться друг к другу, когда они принадлежат друг другу.

По Соединенным Штатам разошлась выдумка, родившаяся в Бостоне, будто Зигмунда держат ради выкупа. Через репортера Зигмунд рассказал, что это неправда. Но по существу это было правдой: нацисты требовали 4824 доллара в виде налогов, природу которых никто не мог объяснить. Мария Бонапарт использовала свои связи во французском и греческом правительствах, добилась освобождения Фрейда, быстро выплатив сумму наличными.

Так был преодолен последний барьер. В квартиру на Берггассе прибыл чиновник с документами в своем портфеле.

– Профессор Фрейд! Вы должны лишь подписать эти разрешения, и вашей семье и сотрудникам будут выданы выездные визы. В документе говорится, что со времени аншлюса Австрии с германским рейхом германские власти, и особенно гестапо, относились к вам со всем уважением и вниманием, как того требует ваша научная репутация.

Зигмунд пробежал глазами лист бумаги, сказал с улыбкой, более вымученной, чем позволяла его парализованная правая щека:

– Охотно подпишу при условии, что добавлю фразу.

– Как хотите, господин профессор. Под подписью Зигмунд добавил:

– Могу от всей души аттестовать гестапо перед кем угодно.