Страсти по Прометею

Я ей объяснил, что она плохо представляет себе механизм повышения в нашем институте. Для того, чтобы повысили меня, нужно, чтобы сначала повысили ректора. Или чтобы с ним, не дай Бог, что-нибудь случилось. Тогда на освободившееся место ректора назначается его заместитель. На место заместителя назначается наш декан. И так далее, пока не дойдут до ассистентов. Кого-то из них двинут в доценты, а меня сделают ассистентом. Это напоминает игру в «пятнадцать». Строгая очередность номеров и терпение.

— Защищай диссертацию, — сказала жена.

Наконец-то она произнесла это слово! Я его, между прочим, с самого начала ждал. Мне с этой диссертацией давно покоя не дают. А я ее принципиально не защищаю, потому что науке от этого никакой пользы не будет, а государству только вред. Оно будет вынуждено кормить еще одного кандидата. Их и так развелось, как сусликов. Давно пора произвести отлов и сортировку.

Нет, я хотел зарабатывать деньги честно. Я уже об этом говорил. А тут какие-то фокусы с этим званием… В самом деле, был я вчера младшим научным сотрудником. А сегодня, допустим, защитил диссертацию. Так что же — у меня в голове что-нибудь переключилось на повышенные обороты? Или я сразу поумнел на пятьдесят процентов? Или аппетит у меня возрос?

За что, спрашивается, мне вдруг начинают платить как водителю автобуса первого класса?

И главное, платили бы, когда я работу делал. Пот проливал. Точечки на график наносил. За рецензентами бегал. Так нет.

Деньги начинают платить, когда ты после защиты переходишь на отдых. Теперь можно до пенсии стирать пыль с ушей, собирать марки, разводить рыбок, играть на ксилофоне, ездить в капиталистические страны, спать на ученом совете, меняться квартирами и лечить гастрит.

Зарплата будет идти аккуратно, как часы «Полет» на двадцати трех рубиновых камнях.

Жена наконец поняла, что попала в мое больное место.

— Пеленки мокрые, — сказала она. — Пойди постирай.

Я отправился в ванную с мокрыми тряпочками подмышкой, все еще бормоча филиппики против кандидатов. В общем, ничего я в тот вечер не придумал. Сплошные филиппики и ни одной разумной идеи.

Тогда я стал спрашивать народ на кафедре, нет ли где какой халтуры. Мне все сочувствовали, предлагали денег взаймы, но я отказывался. Я думал о будущем, когда придется эти деньги отдавать своими руками. Эта мысль вызывала повышенное уныние.

Дня через три меня вызвал заведующий кафедрой. Наш отец и благодетель. Он весело посмотрел на меня и усадил мягким жестом.

— Петр Николаевич, — начал он осторожно, чтобы не ущемлять мое самолюбие. — Я читал вашу статью в стенгазете относительно перспектив лазерной техники. Дельно, увлекательно… У меня есть к вам предложение.

Я сразу успокоился. Предложение — это не втык. Это приятно.

— Один мой знакомый попросил меня подобрать кандидатуру молодого физика. Энергичного. С широким кругозором. С воображением…

«Да не тяните вы кота за хвост» — дерзко и уважительно подумал я. Меня очень заинтересовало, кому это нужен молодой физик с широким и энергичным воображением? И зачем?

Как вскоре выяснилось, требовался специалист для консультаций. Некий журналист со странной фамилией Симаковский-Грудзь намеревался осуществить на студии телевидения цикл научно-популярных передач по физике. Однако, насколько я понял, он в этом деле не очень петрил. Зато непринужденно владел пером. А я непринужденно владел физикой. Получалось, что вместе мы можем написать грамотный и увлекательный сценарий.

— Хорошо, — сказал я. — Я попробую.

— Попробуйте, попробуйте, — сказал завкафедрой, будто угощал меня кексом собственного приготовления.

На следующий день мне позвонил Симаковский-Грудзь.

— Говорит Симаковский, — сказал он. — Мне Верлухина.

— Я Верлухин, — сказал я.

— Очень приятно, — сказал Грудзь. — Надо встретиться, старик.

— Давай, старик, встретимся, — согласился я. Я решил с самого начала держаться на равных.

Мы встретились вечером у памятника Пушкину. Так почему-то захотелось Симаковскому. Чтобы Симаковский меня узнал, я держал в руках журнал «Иностранная литература».

Симаковский подошел вместе с каким-то стариком в берете. Старик на ходу размахивал руками, задирал лицо к небу и что-то говорил Симаковскому. Сам Симаковский был небольшого роста человеком с желтым лицом и аристократическими пальцами. Когда он улыбался, обнажалась уйма крупных, как патроны, коричневых зубов.

— А вот и коллега, — сказал Грудзь, протягивая мне узкую ладошку. — Юрий, — сказал он. — Андрей Андреевич Даров, наш режиссер, — представил он старика.

— Очень рад, — приветливо сказал старик, помахивая седыми бровями.

— Андрей Андреевич — автор идеи, — сказал Симаковский.

— Ну-с, с чего начнем, друзья мои? — приподнято спросил Даров.

— С идеи, — предложил я. — Я ничего про идею не знаю.

— В таком случае, простите. Может быть, я буду повторяться. Многое я уже говорил Юрию Павловичу, — обратился Даров сначала к Симаковскому, а потом ко мне. — Пойдемте прогуляемся.