Страсти по Максиму (Документальный роман о Горьком)

«– А то, проклятых, видела я; это тоже ночью, зимой, вьюга была. Иду я через Дюков овраг, где, помнишь, сказывала, отца-то твоего Яков да Михайло в проруби в пруде хотели утопить? Ну вот, иду; только скувырнулась по тропе вниз, на дно, ка-ак засвистит, загикает по оврагу! Гляжу, а на меня тройка вороных мчится, и дородный такой черт в красном колпаке колом торчит, правит ими, на облучок встал, руки вытянул, держит вожжи из кованых цепей. А по оврагу езды не было, и летит тройка прямо в пруд, снежным облаком прикрыта. И сидят в санях тоже всё черти, свистят, кричат, колпаками машут, – да эдак-то семь троек проскакало, как пожарные, и все кони вороной масти, и все они – люди, проклятые отцами-матерями; такие люди чертям на потеху идут, а те на них ездят, гоняют их по ночам в свои праздники разные. Это я, должно, свадьбу бесовскую видела».

У многих русских писателей были свои черти. Свои черти у Пушкина: это и водяные, обманутые Балдой, и зимние метельные бесы, и настоящий Мефистофель, соблазняющий Фауста. У Гоголя, по мнению Набокова, черт всегда эдакий «немец», «иностранец», вертлявый, смазливый и вопиюще контрастирующий с широтой славянской натуры. У Достоевского черт – философ, «умник». Какой черт был у Горького?

Прежде всего, он многолик. Это и черт из бабушкиных «быличек», то есть черт в народном представлении. Скорее всего, именно этого черта поминал к месту и не к месту Горький, когда «чертыхался». Это и черт-«умник», который сидел в Алексее в Казани и довел его до попытки наложить на себя руки. Упоминание в предсмертной записке имени Гейне придает этому черту легкий «немецкий», «иностранный» характер.

Черти мерещились Горькому в последние годы жизни. Вяч.Вс.Иванов, который тогда был мальчиком, вспоминает, что однажды послал с родителями Горькому свой рисунок: собачка на цепи. Горький принял ее за черта со связкой бубликов, и ему очень понравился рисунок Иванова.

Впрочем, есть и другая версия отношений Горького с нечистой силой. Принадлежит она писателю-эмигранту И.Д.Сургучеву (1881 – 1956), который знал Горького в каприйский период, жил у него на Капри, но после революции изменил свое хорошее отношение к нему.

Сургучев прямо считал, что Горький продал свою душу дьяволу.

«Я знаю, что много людей будут смеяться над моей наивностью, – писал он в 1955 году в очерке «Горький и дьявол» в газете «Возрождение» (Париж), – но я все-таки теперь скажу, что путь Горького был страшен. Как Христа в пустыне, дьявол возвел его на высокую гору и показал ему все царства земные и сказал:

– Поклонись, и я все дам тебе.

И Горький поклонился.

И ему, среднему в общем писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Толстой, ни Достоевский. У него было всё: и слава, и деньги, и женская лукавая любовь».

Думается, Сургучев не понял, почему Горький (по его мнению, «средний» писатель) имел такой огромный успех и почему он и после смерти продолжает будоражить людские умы.

Здесь Сургучева, прозаика неплохого, но как раз среднего по масштабам, можно понять. Этот же вопрос терзал даже такого гения мысли, как Лев Толстой, о чем мы подробнее расскажем позже. Но за всем тем он, как и Чехов, чувствовал, что в мире появилась какая-то «неизвестная величина» – Горький. Если это и «недоразумение», ошибка Бога или природы, то колоссального масштаба.

Наконец, версия Сургучева не выдерживает никакой критики с точки зрения религиозной. В его изображении Горький – это антихрист. Именно антихрист, подменный Христос, должен явиться в мир с помощью дьявола.

К тому времени, когда Сургучев писал очерк, тема антихриста была глубоко разработана Достоевским, Леонтьевым и особенно Вл.Соловьевым. Владимир Соловьев в своей «Краткой повести об Антихристе» гениально подытожил это направление религиозной мысли. Антихрист – это «лучший из людей». В этом весь парадокс этой страшной фигуры. Он не просто умнее и талантливее всех, но и всех нравственнее, всех совестливее. Именно поэтому за ним идут люди всего мира, не догадываясь, что за «лучшим из людей» стоит «враг человеческий». Благодаря антихристу на земле якобы прекращаются войны и религиозные распри.

Горький никогда не был «лучшим из людей». Слишком много было у него грехов – как врагов и завистников. Творчество Горького не приводит мысль к общему знаменателю, а, напротив, взрывает ее, раздражает. Сперва тотальным отрицанием мира, «людей», а затем идеализмом в виде религии социализма – «богостроительства».

Конец Горького – это не поражение «лучшего из людей», а последние дни и часы несчастного, запутавшегося большого человека с грешной, но щедрой душой. Такой, какая была у его последнего любимого героя – Егора Булычова. Откуда здесь антихрист?

Короче говоря, версия Сургучева, при всей своей неожиданности и будто бы завершенности, представляется слишком «черно-белой», а Горький был фигурой «пестрой».

Горький и церковь