Страсти по Фоме - книга 2

— Нет. Сумасшедший какой-то, — пожал он плечами.

— Ты его не знаешь? — подняла она брови. — Я его часто видела в больнице, у твоей палаты, он, наверное, из персонала.

— Какой персонал? Я там всех знаю! — Фомин снова обернулся, но аллея была пуста. — Попросил закурить и исчез, обозвав сиятельством.

— Ваше сиятельство, кто вас не знает?..

— Что это у тебя?

Он очнулся от легкого прикосновения.

— Ты спал?

— Не знаю…

Сон таял, словно и не сон, словно он подсмотрел свою жизнь из-за запотевающего надтреснутого зеркала, все видя и слыша, и до сих пор чувствуя боль расставания, как настоящую.

Что это? Новый бред? Еще одна книга?.. Или это было… когда-то? Будет?..

— Что это?.. — Он почувствовал холодок ее дыхания на ключице.

— Цветок, — пожал он плечами.

Никто, даже Василий Николаевич не мог вразумительно ответить ему, что же это такое. Похоже, на электрический ожог, пожимал зав плечами, ничего опасного, но… посмотрим, и он снова хмыкал.

Вера как-то сказала, смеясь, что это поцелуй смерти. Но — поцелуй, добавила она, видя его реакцию, не печать же. Но — смерти, напомнил и он, не любви же. Мало ему любви, ринулась Вера в атаку, сам же и написал, кстати. Сам?.. Где?.. Он судорожно перечитал свой бред — действительно, «поцелуй смерти». Но ни один анализ не вызывал тревоги…

Впрочем, сейчас он вспомнил, что анализы-то делали, а результаты никогда не показывали, успокаивая, что все в порядке, не онкология. Но что тогда?! В ответ странные физиономии, молчит наука…

Закат превратил их тела в продолжение солнечных лучей, в игру тени и света, и все стало зыбко, нереально, почти фантасмагорично. Ее тело зажглось изнутри золотом там, где его касались солнечные лучи, а его пятно стало похоже на светящийся иероглиф, зловеще нерасшифрованный.

— Красивая… как тату…

Она зачарованно провела пальцем по ключице, где цвела роза.

— Мне кажется или она на самом деле дышит?

Это-то и сбивало всех с толку, цветок словно пульсировал, заставляя подозревать обман зрения и протирать глаза. Он никому не говорил, что тогда он ощущает еще и легкий холодный ветерок на плече, ему и так хватало опрокинутых физиономий.

— Так что это?

— Это тебе.

— Ты что?.. — Она провела пальцем от переносицы до кончика его носа.

— Так… считаю потери.

— Это что-то неприятное?

— Все неприятности остались позади.

— Кроме одной. Меня.

— Эту неприятность я… переживу.

Ему вдруг открылась холодная двусмысленность сказанного. Он понял, почему его выписали.

Конец