Страсти по Фоме - книга 1

— Фомин! — рявкнуло из коридора. — Ты что не слышишь, твою мать?! На выход!..

И хотя это была совсем не его мать, Фомин встал потерянно, запнулся о ногу незнакомца, схватился за него и тут на него обрушился потолок…

— Как вам это удалось?..

Он сидел на скамеечке на Тверском бульваре. Под ногами сновали вездесущие голуби и осторожные воробьи. С обеих сторон бульвара с шумом проносились машины. Пахло свежим хлебом и выхлопными газами.

— Вы что-то взорвали или это… что вы сделали?.. Как нам удалось выйти?..

Рядом с ним сидел его спаситель и покуривал сигарету. В руках у него был длинный французский батон и он, не глядя, крошил его себе под ноги. Незнакомец в свете дня оказался примерно того же возраста, что и Фомин. Он был ненормально, матово, бледен, худощав, строг, и от него исходило сияние-не сияние: какая-то нездешняя сосредоточенность, во всяком случае.

Фомина качнула какая-то волна, как будто рядом произвели беззвучный взрыв. Он растерянно оглянулся в поисках невидимого источника толчка…

— В том-то и дело, что я почти ничего не сделал! — ответил незнакомец после паузы, тоже к чему-то внимательно прислушиваясь, потом пробормотал озабоченно:

— С тобой никогда не знаешь, где окажешься!.. О черт! — выругался он неожиданно, и птицы взвились над ними, поднимая пыль. — Ну вот, дождались!..

Фомина качнуло еще раз, уже сильнее…

Троллейбус, проходивший в это время по бульвару мимо них, вдруг плавно изогнулся, словно гусеница, вставшая на дыбы, постоял в таком немыслимом положении и стал медленно расползаться в разные стороны жирными разноцветными пятнами рекламы на бортах. И все это без звука, никто не кричал, не звал на помощь. Лица пассажиров так же размазывались, как и борта троллейбуса.

Фомин оторопело смотрел на взбесившийся троллейбус, не то что бы не понимая, а просто не воспринимая, слишком фантастично было происходящее. Гораздо легче было согласиться с тем, что у него что-то с глазами, чем с тем, что эти глаза видели. А реальность продолжала вести себя как попало, вот уже вместо троллейбуса оказалась широкая и плоская, дико размалеванная картина и все это, на секунду замерев, стало стремительно стекать обратно в центр картины, где образовалась громадная воронка и… троллейбус исчез!..

Но не это было самое страшное, а то, что туда же, в эту воронку, поплыли всё стремительнее и стремительнее дома, деревья, решетка ограды, детская площадка — всё!.. Причем, происходило это в полной тишине… птицы куда-то пропали, все остальное замерло, словно в изумлении происходящего… а языки от воронки уже жадно тянулись к ним, к их скамейке! Он не успел ничего сказать, все еще ошеломленно моргая, как незнакомец схватил его за руку и крикнул:

— Пры-ыгай!..

Раздался громкий хлопок и все завертелось бешенным хороводом…

2. Три толстяка.

Нужно быть идиотом, чтобы не пить с утра, а в награду за это, получить по высохшим мозгам. Фомин был идиотом полным, потому что при этом находился в баре. Сидел и ждал трезвый, как наемный убийца в политическом детективе, только что без галстука с оптическим прицелом. И дождался. Ирина пришла и сходу, оценив его помятую физиономию, объявила: «всё, надоело! видеть тебя не могу!»

Вчера он опять был пьян в дым, в который раз нарушив страшную клятву капли в рот не брать. Все бы ничего, к этому Ирина уже привыкла, но появившись в таком виде, он испортил ей день рождения, ляпнув какой-то родственнице, что он лучше будет пить, чем есть, когда та прилюдно стала разбирать его внешний вид. Родня Ирины по женской линии была, может и не прожорлива, но необыкновенно толста, понятно, страдая от этого, — мужчины же этого дома, наоборот, отличались крайней субтильностью. Фомин, сказав первое, что взбрело в голову, наступил на больную мозоль.

В последнее время он утрачивал свое обычное добродушное зубоскальство по мере «нагружения» и, зная об этом, не хотел идти в незнакомую компанию, но Ирина чуть ли не силой затащила его к себе, объясняя, что их ждут и будет неудобно. Но все неудобства начались именно с его появлением. В подвыпившей и крикливой компании верховодили женщины. «Кого ты привела? Разве можно так пить? Посмотри на наших мужчин!..» Взглянув на мужчин и сравнив их с женщинами, Фомин поставил диагноз: сексуальная дисгармония, сочувствую!.. Больше всех обиделась мать Ирины, хотя ее-то он как раз и не имел в виду, — она уже и зятьком его называла, видимо, пугая.

Ирина вытолкала его за дверь.

— Но ведь это правда! — сопротивлялся Фомин. — Если женщина пухнет, а мужчина сохнет — зри в корень: физическая дисгармония, вырождение!..

— Это ты выродок! — поставила Ирина свой диагноз, и захлопнула дверь…

Утром она позвонила и продиктовала на автоответчик — где, когда и главное, в каком состоянии она хочет его видеть. Фомин в это время лежал, не в силах даже понять, снится это ему или Ирина уже в квартире.

И вот, пожалуйста…

— Все, Андрон, я ухожу!.. — Глаза Ирины предательски блеснули.

— Что значит уходишь? Куда?! — не понимал Фомин.