Страсти по Феофану

Что он знал о семействе Барди? Да какие-то крохи. Слышал, что супруги после года разрыва вновь соединились, что Томмаза радует родителей красотой и сообразительностью, что папаша Марко жаждал сделаться консулом Галаты вместо Гаттилузи, но по-прежнему генуэзский дож отдал предпочтение дону Франческо, и тогда в знак протеста Марко подал в отставку, передав должность кавалерия сыну Пьеро...

Лишь однажды Дорифор испытал волнение, как и шесть лет назад: проезжая в коляске по улице Месы, он заметил среди прохожих Анжелу — ту служанку Летиции, что когда-то приходила к нему с письмом. Спрыгнув на ходу с экипажа, живописец побежал за ней следом, потерял, снова обнаружил, тронул за плечо, развернул к себе. И увидел совершенно незнакомую женщину. То ли обознался с самого начала, то ли спутал после?.. Дама возмущённо воскликнула:

   — Что ещё такое? Как вы смеете, сударь?

   — Извините, извините, ошибся...

Все кругом смотрели на него с удивлением. Он смутился, покраснел, как мальчишка, и, произнося какие-то оправдания, быстро возвратился к коляске. Крикнул кучеру: «Трогай, трогай!» — и уже на скаку подумал: «Вот ведь учудил! Для чего помчался? Ну, настиг бы её, а дальше? Говорить-то не о чем. Всё давно прошло. И возврат невозможен. — Стиснул зубы, приказал себе мысленно: — Не-воз-мо-жен! Успокойся, олух. Никогда больше так не делай».

Но размеренный ход событий неожиданно оборвался в мае 1364 года, круто изменив жизнь художника.

Он сидел и пролистывал записи расходов и доходов мастерской, как открылась дверь и к хозяину заглянул подмастерье Роман. Рыжий, конопатый, с длинным острым носиком — вылитый лисёнок, — отрок произнёс:

   — Тут пришли какие-то господа. Пожелали говорить с вами.

Софиан отмахнулся:

   — Мне теперь недосуг. Пусть поговорят с Филимоном.

   — Нет, они хотят с вами. По рекомендации некого Киприана. — И, понизив голос, добавил: — Судя по произношению, русские.

Живописец оторвался от записей:

   — Русские? По рекомендации Киприана? Ну, пускай войдут.

Ерофея Новгородца богомаз узнал сразу — тот не изменился ничуть, был такой же молодцеватый и краснощёкий, борода-лопата. А второй мужчина доставал ему до плеча, но по стати казался не меньшим здоровяком. Оба поклонились, прижимая одну руку к груди, а в другой руке зажимая шапку. Ерофей спросил:

   — Феофан Николаич, ты, поди, уж меня не помнишь? На Афоне мы познакомились, в Русском монастыре.

   — Ну, конечно же, помню, — встал навстречу гостям хозяин, — проходите, располагайтесь. Очень рад нашей новой встрече. Я сейчас распоряжусь, чтобы нам подали вина.

Сели, поулыбались, выпили по чарочке. Ерофей представил своего приятеля: молодой боярин-землевладелец Василий Данилович из Новгорода Великого — прибыл не по делам, а из любопытства, посмотреть Царьград, о котором немало слышал.

   — И намерение имею привезти в подарок нашему архиепископу знатно переплетённое и искусно расписанное Евангелие, — заявил мужчина. — Мы, когда посетили его преподобие отца Киприана, напрямик спросили — где купить такое? Он и говорит: закажите в мастерской Дорифора, цену назначит божескую, а исполнит на совесть. Вот и припожаловали.

Ерофей дополнил:

   — Киприан теперь при Синоде ведает русскими делами. И литвинскими тож.

   — Это как? Не понял? Кто такие литвинцы? — с интересом осведомился художник.

   — Не литвинцы, прости их Господи, а литвины, — отвечал путешественник. — С запада живут от Руси и присвоили себе западные наши земли — Галич, Волынь, Брянск, Смоленск, в том числе и мать городов русских — Киев. Но митрополит-то по-прежнему именуется «Киевский и Всея Руси». А живёт на самом деле в Москве. Сунулся было в Киев, на своё законное место, так литвинский князь его не признал, взял в полон, аки ворога, всю церковную утварь отнял, а святителя заключил в узилище. Тот бы там и помер, если б не сбежал. Во дела какие!

   — Патриарх Филофей и назначил Киприана примирить обе стороны, — отозвался Василий Данилович. — Только ничего не получится. Ни Москва Литве не уступит, ни Литва Москве. Не хотят они дружбы. Тут ещё татары мешают, стравливают нас. В общем, на Руси — как от века водится: всё не слава богу!

Ерофей вздохнул:

   — Ладно, Феофан Николаич, забивать голову тебе нашими невзгодами мы не станем. Лучше говори: сделаешь Евангелие за четыре недели? Я и Вася сплаваем в Селун и помолимся на Афоне, а затем, на пути домой, взяли бы исполненную тобою святую книгу.

Дорифор кивнул:

   — С превеликой радостью. Распишу её собственной рукой.

   — Вот и славно. А ещё Киприан велел передать, что Его Высокопреосвященство не доволен тобою. Отчего, говорит, не желает в храмах боле работать как иконописец? И просил зайти. Для серьёзного про сё толковища.

   — Что там толковать! — хмыкнул Софиан. — Вдохновения нет, оттого и не работаю. В юности было — да прошло.

   — Нешто деньги тебя не вдохновляют? Чай, не даром пишешь.

   — То-то и оно, что не вдохновляют. И за деньги не купишь вдохновения.

   — Ну, тебе, конечно, виднее. Только приглашением Киприана не пренебрегай. Иеромонах Патриарха — он дурного не пожелает.

   — Хорошо, спасибо, я учту его просьбу.