Страсть с повинной

Взгляд его скользнул по ее румяным щекам и по всему прелестному телу, раскинувшемуся в такой милой позе. Насмешливо сощурясь, он склонился над ней и отбросил пряди волос с лица.

– Не хочешь ли ты сказать, что у такой красавицы, как ты, не было мужчин?

Она перестала улыбаться. Ей почему-то показалось, что он имеет в виду не физическую близость, а нечто совсем другое.

– У меня был папа, – простодушно ответила она.

Бенедикт стоял над нею, черные джинсы облегали его мускулистые ноги и бедра. Она покраснела, поспешно отвела глаза и, задержав свой взгляд на его широкой груди, на темневших у ворота расстегнутой рубашки курчавых волосах, зарделась еще больше.

И вдруг она оробела, ощутив полную их изолированность от всех и вся, и неловко попыталась подняться с дивана.

– Нет, не вставай, – скомандовал он и, слегка отодвинув ее, пристроился рядом. – Что ты имела в виду, когда сказала, что весь дом принадлежит нам? – спросил он охрипшим голосом и, опершись одной рукой о спинку дивана, другой прикоснулся к ее губам.

Губы ее сами собой приоткрылись, она протянула к нему руки и обвила за шею. Боже, как она его любит! – думала Ребекка, загипнотизированная темным блеском его удивительных глаз. Волна томления захлестнула ее, мучительно захотелось раствориться в его тепле и могуществе.

Кончиком пальца он нежно погладил ей нижнюю губу и тихо проговорил:

– Я хочу тебя, Ребекка, и мне кажется, что ты тоже хочешь.

– О, Бенедикт! Я тоже, тоже… – Она и не думала сказать «нет».

– Ты меня любишь, Ребекка? Правда любишь?

Луч солнца коснулся его загорелого лица, вспыхнул в черных волосах, и нимб, возникший вокруг его гордой головы, на мгновение скрыл выражение его глаз. Он похож на греческого бога, подумала Ребекка, как же можно не любить его?

– Я люблю тебя, Бенедикт. Мне кажется, что так было всегда, и я знаю, что так будет всегда.

Он склонился над ней, и губы их соединились. Полушутя он стал покусывать ей губы, а когда она прикоснулась к его густым вьющимся волосам на груди, прерывисто вздохнул и, прижав ее к себе, осыпал страстными поцелуями.

Вдруг он оторвался от нее, положив руку ей на грудь и не давая подняться с дивана. Ребекка глядела на него с ошеломленной улыбкой, глаза на круглом румяном лице сияли как две звезды. Но улыбка ее исчезла, вспугнутая гримасой, исказившей его суровые черты.

– Ты, милая, не елочная хлопушка, а настоящий динамит, и если я сейчас же не уйду, то совершу что-нибудь такое, о чем мы оба будем сожалеть.

– Я ни о чем не буду сожалеть, Бенедикт, я обещаю. – И она сделала то, о чем мечтала неделями: обвив одной рукой его могучую шею, скользнула другой в распахнутый ворот рубашки и стала гладить шелковистые волосы на его груди.

Он отбросил ее руку.

– Интересно, скольким мужчинам ты уже все это говорила.

– Никому. Только тебе. – Что это с ним? Ревность или что-то другое? – подумала она. Ей был неприятен его тон, словно он сомневался в ней. Все внутри болезненно сжалось… Видно, кто-то ступил на будущую ее могилу…

– Сядь и приведи себя в порядок, хотя бы более-менее.

– Я не ждала такой пощечины, – пробормотала она, оправляя задравшуюся футболку.

Бенедикт, ничего не ответив, достал из заднего кармана брюк маленькую коробочку для ювелирных украшений. Опустив глаза, он задумчиво вертел ее в руках, и густые ресницы затеняли его взгляд.

– Здесь кое-что для тебя, Ребекка. Я думаю, тебе лучше это принять, прежде чем мы пойдем дальше.

Сердце Ребекки неистово забилось, глаза наполнились слезами. Она протянула дрожащую руку. Бенедикт избегал ее взгляда, этот необычный человек, столько испытавший в джунглях Амазонии, был застенчивым. Ее захлестнула такая волна любви, что сердце болезненно заныло.

Он вложил маленькую красную коробочку в ее протянутую руку, и она приподняла крышку. Это был изысканный подарок – фиолетово-красный камень, окруженный маленькими бриллиантами.

– Какая прелесть, Бенедикт! Я самая счастливая на всем белом свете! Пожалуйста, надень мне сам. – Она подала ему левую руку, и дрожь пробежала по ее телу, когда он надевал тонкое колечко ей на палец.

– Тебе нравится? – спросил он, по-прежнему отводя глаза.

– Я его так же полюбила, как тебя, Бенедикт.

– Это звучит, – засмеялся он с грубоватой небрежностью.

Бедняга, он нервничает, подумала она и, сев к нему на колени, обняла одной рукой его за шею, а другую вытянула вперед, расставив пальцы, чтобы получше рассмотреть свое кольцо – чудесный символ обручения.

– Я люблю рубины, – с растроганным вздохом сказала она.

– Это гранат, – поправил он.

– Что бы ни было, – прошептала она, уверенная в его любви, и нежно поцеловала в загорелую шею. – Я буду носить его все годы нашего супружества.

– Я уверен, что будешь, – пробормотал Бенедикт с сарказмом, которого она не уловила. Погладив по щеке, он поцеловал ее в губы. – Прости меня, Ребекка, но я не могу остаться. Я заехал, только чтобы подарить тебе кольцо. Мне нужно немедленно вернуться в Лондон, у меня сегодня вечером выступление по телевидению.

Эта новость погасила огонь счастья в ее глазах.