Страсть Клеопатры

Он отвел глаза в сторону, чтобы не обнаружить своего недоверия к ее словам.

– Эта мысль вызывает в тебе протест? Понимаю, почему она злит тебя. Ты в своем сердце любил и лелеял картины потустороннего мира.

– За долгие годы моей жизни я любил и лелеял в сердце много иллюзий, от которых потом был вынужден отказаться. Ваш опыт предполагает гораздо более серьезный вызов.

– И что же это за вызов, Рамзес?

– По-вашему получается, что все бессмертные должны иметь опыт больших испытаний, как ваше испытание огнем, иначе мы все обречены превратиться в своего рода сакносов. Будем бесконечно гнаться за недостижимой ослепляющей целью. И теряться в одиночестве, которое сами и создали.

– На твоем месте я не была бы так в этом уверена, – сказала Бектатен и, взяв его за руку, повела за собой обратно в замок. – Вообще нельзя быть уверенным ни в чем и никогда. Я бы хотела поделиться с тобой многими поучительными эпизодами из моих дневников, шактани. Ты можешь на досуге почитать их и усвоить. Но только обязательно вдумчиво усвоить, Рамзес. Не торопись делать поспешных выводов. И не умаляй их значение до уровня какого-то поверхностного свода законов и моральных устоев для таких, как мы с тобой. Позволь себе погрузиться в них настолько, чтобы они могли направлять тебя в жизни.

– Вы научите меня своему древнему языку, чтобы я мог прочесть их?

– Разумеется.

Он вдруг остановился и оглянулся на сад:

– А что, если бы я захотел…

– Что, Рамзес?

– Что, если бы я захотел снова стать смертным? – спросил он. – Или если Джулия этого когда-нибудь захочет?

Наступило долгое молчание. Она выпустила его руку.

– Я исполню это желание для тебя, – наконец произнесла она. – Но не для тех бессмертных, которых ты породишь, начиная с сегодняшнего дня. Потому что я не хочу, чтобы ты вообще дарил кому-то бессмертие. Это мое условие, если мы захотим заключить такой договор.

Договор. Рамзеса охватило чувство глубокого облегчения. Если речь идет о договоре, значит они равноправные стороны, так получается? Это могущественное создание удостаивает его чести, заводя разговор о соглашении между ними, а не о его наказании. Ах, что за чудо эти царицы! Даже в древние времена он много слышал о том, что царицы в первую очередь защищают свою страну, в то время как цари рвутся завоевывать чужие; царицы защищают свою власть, а цари тянутся к еще большей власти. А в современном мире ему рассказывали про великую королеву Англии Елизавету, которая тоже избрала для себя этот путь: она защищает свое королевство и его обширные колонии, но никогда не развязывает войну для завоевания новой власти или новых земель.

Рамзес улыбнулся.

– Договор? – переспросил он. – Вы говорите со мной так, будто я все еще фараон.

– А это не так? – удивилась она.

– О, моя дорогая царица, – вздохнул он. – Я не рассказал вам еще об одном человеке, которому дал эликсир.

– Можешь дальше не говорить, поскольку мне это известно. Эллиот Саварелл, граф Резерфорд – образованный и здравомыслящий человек.

– Да, – кивнул он. – Но я также не могу поклясться, что никогда не дам эликсир кому-то еще. Я слишком много знаю об одиночестве и изоляции, чтобы давать вам такое обещание. Теперь я несу ответственность за Эллиота, так же как и за Джулию. А еще на моей совести Клеопатра, моя раненая Клеопатра. Нет. Я не могу поклясться, что больше не дам эликсир никому. Перед нами распахнут новый современный мир, о каком я никогда даже не мечтал. И мы можем потеряться в этом мире, Бектатен. И кто знает, к чему может подтолкнуть меня какая-нибудь трагедия, необходимость или озарение?

Бектатен долго молча смотрела на него, а потом вдруг улыбнулась. До чего же она была прекрасна с этой чарующей улыбкой на устах!

– Говоришь ты как царь, – сказала она. – Но этот эликсир, во всей его чистоте и могущественной силе, ты украл у человека, которому я его доверила. И, совершив это, тем самым ты украл его у меня.

– Да, моя царица, теперь мне об этом известно, – ответил Рамзес. – Однако я не могу вернуться в прошлое и исправить свою провинность. И я не могу стереть секрет эликсира из моего сознания. Со времен той великой кражи прошли уже тысячи лет. Правомерно ли это или неправомерно, но сейчас я владею этим секретом. Так что не просите от меня невозможного.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я прошу тебя на самом деле, – сказала она.

– Понимаю. Вы просите, чтобы я больше никогда не действовал опрометчиво, чтобы никогда не шел против природы и чтобы никогда снова не имел дела с оживлением мертвых.

– Именно так, – кивнула она.

– В этом я даю вам свое слово. Да и как я могу этого не обещать? Воскресив Клеопатру из ее вечного сна, я сотворил ночтина, как назвал ее Сакнос, и тем самым совершил ошибку. Но никогда больше я ничего подобного не повторю и сделаю все, что смогу, чтобы… исправить это.

Он запнулся, потому что не смог произнести другого слова, которое крутилось на языке.