Страсть Клеопатры

– Потому что тогда ты бы освободился от своего предназначения, а не от вечной жизни.

– От предназначения быть советником царей и цариц, вы имеете в виду?

– Да. Тебя подвел не твой дух, Рамзес. Тебя подвела твоя недальновидность. Потому что понимание цели своего существования – самая глубокая и серьезная проблема бессмертной жизни. Этому пониманию невозможно научиться, потому что нас растят, воспитывают и готовят к тому, чтобы мы воспринимали свое существование как короткий, скоротечный миг, во время которого мы будем беспомощно скользить по поверхности сурового и жестокого мира.

– А откуда же вы почерпнули столь исключительную дальновидность, царица Бектатен?

– Следи за своим тоном, Рамзес. Я не осуждаю тебя. Просто я стараюсь говорить осторожно и с учетом стоящего за моими плечами жизненного опыта.

– Выходит, и вы тоже страдали от такой, как вы назвали это, недостаточной дальновидности?

– Да, – кивнула она. – И многократно.

– И как вы пережили это? Помимо продолжительного сна.

– Риск возникает, когда ловишь себя на том, что относишься к смертным как к марионеткам, как к фигуркам с гобелена. В лучшем случае, как к надоедливой детворе, в худшем – как к поверхностным невежественным созданиям с безмерными аппетитами. Как только появляются такие мысли, очень скоро вслед за ними приходит ощущение изоляции. Остановить это может только одно: идти туда, где больше всего раненых и больных смертных, чтобы заботиться о них, чтобы их лечить. Но вся бессмертная жизнь не может состоять только из таких походов. В конечном счете они порождают новые страдания. Жить только среди пораженных мором, посещать только страны, пострадавшие от войн… Но когда уже чувствуешь себя сухим листком, подхваченным ветрами бесконечного времени, когда мысль о своих, казалось бы, бессистемных блужданиях становится невыносимой, нужно все равно идти туда, где царит боль, и пытаться как-то облегчить ее.

– Облегчить боль. Но разве же не это я делал, будучи советником правителей Египта? Когда направлял их по пути мудрости и силы?

– Ты старался укрепить империю. Я не отметаю таких целей. Но это совсем другое по сравнению с тем, о чем говорю я. Если ты хочешь избежать разочарований, которые могут охватить бессмертного, ты должен выйти за пределы самой концепции империи. Нужно идти туда, где страдания смертных так непосильны, что ставят на колени целые деревни и даже города. И нужно делать все, что в твоих силах, чтобы положить этому конец.

– Без помощи эликсира, – добавил он.

– Именно. Без помощи эликсира. Используя вместо него свои силы, свои знания, свою жизненную мудрость.

– Так вот что вы сказали бы мне, случись нам встретиться тогда в Александрии. Когда бы я рассказал вам о своем желании покончить с моей бессмертной жизнью.

– Да, – сказала она. – Поэтому я спрашиваю тебя еще раз. Это отчаяние, эти муки оставили тебя? Достаточно ли тебе любви Джулии Стратфорд?

– Она – настоящий партнер. Какого я еще никогда не встречал.

– Это потому, что ты сделал ее бессмертной.

– Нет, потому что она мудрая, талантливая и независимая женщина. Я не знал таких прежде.

Немного поколебавшись, он добавил:

– Я спас ее от такого же отчаяния, которое сам испытал много лет тому назад в Александрии, когда разом потерял всех, кто был мне дорог. Несмотря на весь свой ум и рассудительность, она хотела покончить жизнь самоубийством.

Рамзес почувствовал, что эти слова следует разъяснить подробней:

– Это я поверг ее в отчаяние. Своим признанием о том, кто я такой и кем был раньше, самим своим существованием я нанес удар по ее жизненным представлениям, по ее рациональному мышлению. Я привел ее на грань срыва.

– Я поняла, – прошептала в ответ Бектатен.

Она снова вернулась к окну и устремила свой взор в темную морскую даль. Вероятно, она и не ждала от него ответа прямо сейчас.

– Похоже, мы с вами достигли взаимопонимания, – произнес он, надеясь перевести разговор в более спокойное русло насущных забот и подальше от великих философских проблем, в которых она ориентировалась легко и свободно, тогда как его самого они приводили в замешательство. – Значит, вы не дадите мне удушающую лилию, чтобы положить конец жизни Клеопатры?

– Для этих целей – нет, – ответила Бектатен. – Но мой сад полон и других тайн. И, соответственно, других способов, чтобы покончить с этой проблемой.

Как раз в это мгновение эхо разнесло по всему замку пронзительные крики Сибил.

33

Парк Хэвилленд

Нельзя показывать им, насколько она страдает от унижения. Иначе они могут догадаться, что держат в своей грязной камере бывшую царицу.

Лишь только она пришла к заключению, что не следует проявлять перед своими бессмертными похитителями свою злость и боль, как дверь распахнулась и в темницу уверенным шагом вошел тот красивый мужчина с вьющимися черными волосами, который ранее пытался ее запугать. Остальные остались снаружи. Она их не видела, но могла слышать их дыхание и периодическое нервное шарканье обуви по каменному полу.

– Назовите мне свое имя, – потребовал вошедший.