Страсть и надежда

Сидеть в камере было бы легче, чем ежедневно, ежесекундно предавать такого человека, как Астахов. И она ничего, совсем ничего не может сделать. Паук Форс крепко держит ее в своей паутине.

Доварив суп, Олеся принялась за уборку. Пылесосила и подметала с особой яростью. В каждой пылинке видела ненавистного Форса.

А тут и сам Форс объявился. Вошел неслышно, незаметно (и как он в дверь проник, вроде, закрыто было).

— Здравствуйте, Олеся. Как наши дела? Олеся подпрыгнула от испуга и обернулась.

— Леонид Вячеславович! Ну разве можно так пугать?

— Да что вы, Олесенька! Это я не пугаю. Это я так шучу. А вам бояться нечего. Ну, то есть, конечно, если вы будете делать все так, как нужно, тогда бояться нечего, — Форс скривил недовольную рожу. — Что-то я запутался в словесных оборотах. Для адвоката непростительно.

— Леонид Вячеславович, мне кажется, я не правильно поступила, что не отправила факс.

— Почему?

— Николай Андреевич очень расстроен, что нет ответа.

— Не волнуйся, ерунда. Этот факс — всего лишь обмен любезностями.

— Но почему он тогда так ждет ответа Зарецкого?

— Олеся, пусть тебя это не волнует, — Форс чеканил все более жестко. — Это не твоя проблема.

— Да, но Николай Андреевич убежден, что у него могут быть большие неприятности.

— Олеся, я последний раз повторяю. Николай Андреич со своими проблемами как-нибудь сам разберется. Понимаешь! Это не твоя проблема! А у тебя своих проблем много. Работай со мной… точнее — на меня, как договаривались, не думай ни о чем другом. И все у тебя будет хорошо. Ясно?

И Форс, грохнув дверью, вышел из дома. Он, кажется, уже и сам забыл, зачем приходил к Астаховым.

* * *

Кармелита приехала в театр на репетицию. И, пока Миро был занят в других номерах, пошла побродить по зданию. Как же оно изменилось за какую-то недельку. А ведь будет еще лучше.

В одной из комнат наткнулась на Рубину:

— А, милая, — окликнула ее старушка. — Заходи.

Кармелита зашла, осмотрелась. Стараньями Рубины комната обрела загадочный, мистический вид: подковы, лошадиные кнуты, свечки, иконки, коренья, сухие ветки.

— Хорошо у тебя здесь, интересно. Прямо гадальный салон открывать можно…

— Нравится? — гордо спросила Рубина.

— Нравится. Помнишь, ты мне говорила, что на новом месте надо сначала родным гадать?

Рубина улыбнулась и не стала говорить, что родному человеку, Миро, она уже погадала.

— Помню…

— Погадаешь?

— Садись.

Рубина быстро разложила карты:

— Ну мы посмотрим, что нас ожида…

Гадалка осеклась. И собрала карты еще быстрей, чем разложила.

Кармелита попробовала остановить ее.

— Постой, подожди! Что ты делаешь?! Что ты там увидела?

— Ничего. Ничего я тебе не скажу, Кармелита.

— Как это "ничего не скажу"?!

— Потому что ежели скажу, не ровен час, исполнится. А промолчу, может, и обойдется.

— Бабушка, ноты никогда так не делала. Ты всегда мне все говорила.

— А теперь промолчу. Я тебе добра желаю!

— Бабушка, ну скажи… — начала упрашивать Кармелита.

— Нет! — властно сказала Рубина. — Говорено нет, значит, нет. И не проси!

* * *

Лишь один день прошел, а как все изменилось.

Антон по-хозяйски устроился в кабинете Игоря. Первым делом осмотрел бар.

Ничего, неплохой подбор. Хотел, было, налить себе чего-нибудь повкуснее. И вдруг понял, что ему не хочется. Совсем не хочется пить. Раньше это было необходимо. То от страха, то от безысходности. А сейчас, в эту секунду, в этот день жизнь была так несказанно хороша, что для наслаждения ею совершенно не требовалось туманить мозги.

Это ощущение было для Антона настолько новым и неожиданным, что он замер, боясь спугнуть ощущение легкой радости.

В окно увидел Игоря, пришедшего на работу. Постучал ему в окно, жестом дал знак: пусть заходит в кабинет. В ожидании бывшего начальника развалился в кресле как можно вальяжнее.

Игорь вошел без стука.

— Что надо, начальник?

— В ремонтной зоне я оставил машину отца. Скажешь мастеру, пусть быстренько осмотрит, там что-то постукивать начало. А потом заправишь. Сам.

Лично…

— Слушаюсь, начальник!

— Только нормальным бензином. Я проверю…

— Будет исполнено, начальничек! Игорь повернулся к выходу.

Но Антону было мало этой моральной экзекуции.

— Игорь!

Тот остановился, обернулся.

— Надень униформу. На моей заправке, — "моей" сказал с нажимом. — Без нее не работают.

* * *

Приезд на автостоянку Астахова и Тамары по пышности и драматическому подтексту напоминал прибытие государя-императора с матушкой-императрицей.

— Вот видишь, — сказала Тамара мужу по дороге. — Стоило дать сыну самостоятельность, как он сразу проявил себя с лучшей стороны.

— Да, неожиданность… Но приятная неожиданность, — согласился Астахов.

Войдя, в конторку Игоря… то есть, уже в конторку Антона, оба почувствовали какой-то внутренний трепет. Наконец-то их мальчик становится достойным наследником империи.

Сын выскочил навстречу родителям с таким усердием, как будто расстался с ними давным-давно, а не несколько часов назад, после завтрака, поданного трудолюбивой Олесей.

По очереди чмокнули друг друга в щечку.

— Поздравляю тебя, сынок, с повышением!

— Спасибо, мам. Я тебя не подведу.

— Я ни секунды в этом не сомневалась.