Страсть

А что касается моей «голубизны»… Отдельные журналисты из номера в номер плетут всякую фигню, но судиться с ними я никогда не буду. Еще не хватало поднимать им тираж. Вот, мол, мы судимся с самим Валерием Леонтьевым! Читайте только у нас! А люди ведь верят всему этому: «Ты представляешь, а Леонтьев-то… того!» – «Да не может быть!» – «Вот же написано!» – «А-а-а… Ну раз написано… Выходит, правда. Неправду же писать не будут!» А я, между прочим, при любой возможности лечу в Майами. К своей любимой жене Люсе, без которой очень скучаю… Я бы, конечно, хотел жить с ней в Америке. Но что я там буду делать? Кому я там нужен? Конечно, приятно каждый день выходить с любимой женой к океану и встречать закаты. Но остаться в Майами навсегда я смогу не скоро. Только когда накоплю очень много денег. Впрочем, если сравнить мое нынешнее положение с тем, которое было у меня двадцать лет назад… Сейчас я настоящий Рокфеллер…»

Валентина ЛЕОНТЬЕВА

С юных лет будущая звезда ТВ отличалась большой влюбчивостью. Однако у нее была слишком строгая мама, которая очень критически «браковала» женихов своих дочерей. По словам самой Валентины Леонтьевой, она «влюблялась по-сумасшедшему, влюблялась мгновенно, но мама всегда просила привести в дом того мальчика, к которому я воспылала чувством, а потом, когда он уходил, все мне про него так рассказывала, как будто ушат холодной воды выливала».

В конце 40-х был такой случай. Возле дома, где жила Леонтьева, трудились пленные немцы. Девушка каждый день проходила мимо и однажды обратила внимание на одного из них, вернее, на его руки – руки пианиста с длинными пальцами. Затем она подняла глаза вверх, встретилась с его голодным взглядом (а блокадница Леонтьева хорошо знала, что такое голод) и… пригласила его к себе домой пообедать. Видимо, ее поступок настолько потряс немца, что спустя три года после этого он приехал вместе с матерью в Москву и сделал Валентине предложение. Однако она не захотела покинуть родину, и немец уехал ни с чем.

В середине 50-х за Леонтьевой одновременно ухаживали двое молодых людей, одним из которых был маленький и некрасивый грузин по имени Булат. Однажды они оба признались ей в любви, Валентина выбрала приятеля грузина (высокого и статного красавца), и они стали встречаться. А Булат вскоре уехал в Ленинград и уже оттуда стал присылать Валентине письма со своими стихами. Вот одно из них:

Сердце свое, как в заброшенном доме окно,
Запер наглухо, вот уже нету близко…
И пошел за тобой, потому что мне суждено,
Мне суждено по свету тебя разыскивать.
Годы идут, годы все же бредут,
Верю, верю: если не в этот вечер,
Тысяча лет пройдет – все равно найду,
Где-нибудь, на какой-нибудь улице встречу…

Спустя каких-то три-четыре года имя того грузина стало широко известным – это был Булат Окуджава. Однако Леонтьевой, несмотря на то, что она жила и работала в Москве, более тридцати лет встретиться с ним не доводилось. И только в мае 1997 года Валентина по долгу службы (требовалось пригласить Окуджаву на одну из телепередач) позвонила своему давнему воздыхателю домой. Он, конечно же, в первую минуту не узнал ее, а когда она назвалась и сказала, что вот уже более тридцати лет почти каждый день приходит к нему в дом в качестве диктора, он удивился еще больше – оказывается, все эти годы он даже не догадывался, что та девушка, которую он когда-то любил, и популярный диктор – одно и то же лицо. В тот вечер они долго проговорили по телефону, а в конце разговора Леонтьева сказала главное, ради чего звонила, – пригласила его на съемки. Окуджава с радостью согласился. На этих съемках и состоялась их трогательная встреча. К сожалению, последняя. Спустя всего лишь месяц после нее Окуджава скончался.

Между тем приятелю Окуджавы – статному красавцу – тоже не суждено было стать мужем Леонтьевой: они вскоре расстались. Честно говоря, девушка не сильно убивалась, потому что недостатка в женихах не испытывала.