Валерка смотрел на неё восторженными глазами, смотрел точно так же как и в те вечера, когда студентами собирались в общаге, пили вино, болтали, а потом… А потом она уходила трахаться с кем-то, а он уходил один…
— Помнишь мой вопрос, после которого ты сбежал, сказав, что не хочешь меня трахать, потому что сильно любишь меня? — неожиданно спросила Вика.
— Помню.
— И что бы ты сделал, если бы я сейчас повторила этот вопрос? Хотя ты сегодня уже убегал, — рассмеялась она.
— Дурацкий характер. Всю жизнь борюсь с ним, и всё бестолку.
— Итак, я жду ответ.
— Но я действительно очень сильно тебя люблю… Несмотря ни на что.
— И ты откажешься?
— А как же твои… Не знаю даже какие слова подобрать…
— Партнёры? Валер, я даже имён их не помню. Умылась и всё, их больше нет.
— А как же этот усатый толстяк?
— Это мой шеф. И с ним я не трахаюсь… Уже давно. Очень давно.
— А я думал, что ты с ним… Вы всё время вместе приезжали и уезжали. Под ручку ходите… — Валерка вздохнул. — Получается я зря вчера старался.
— Что ты ещё сделал? — насторожилась Вика.
— Я под колесо его Мерса железяку подложил… Чтобы он к тебе не доехал.
— Ну ты и дурак. Пацан пацаном, ты бы ему ещё стекла вазелином намазал или сахар в бензобак кинул.
— Была такая мысль, не буду скрывать, но под рукой оказалась только железяка.
Вика налила ещё по рюмочке.
— Расскажи мне про Риту.
— Да я вроде всё рассказал. Она даже в розыске была почти год. Везде её фото было расклеено, по телевизору объявления давали, в газетах. Людка влюбилась в мента одного, так тот помогал, подключил своих. И тишина.
— Людка влюбилась? — удивлённо произнесла Вика. — Ладно она влюбилась, а он, что тоже?
— Представляешь… Там такая страсть…
— Ну вот, не прошли даром уроки Риткины. Нашла все-таки своё. А мы думали, что так и будет завидовать и объедки с нашего стола подбирать.
— Получилось так, что вы одновременно пропали, мистика какая-то. Но я с первого дня не верил, что с тобой что-то плохое случилось. Если, конечно не считать плохим, то, чем ты занимаешься.
— Давай эту тему больше не поднимать. Хорошо? Я же не проститутка подзаборная, которая по пять раз на день даёт кому попало за две копейки. Я снимаюсь не больше четырёх-пяти раз в год. А всё остальное время, я порядочная девушка, у которой даже иногда случаются истерики от чрезмерно долгого воздержания.
— То есть мне повезло, что у тебя вчера было… Была съёмка.
— Смешно, — ехидно отреагировала Вика.
— А ведь я был вчера в том ангаре, где ты снималась, и всё видел. Я даже видел как ты вырвала после того как зашла в гримёрку.
— Как это? У тебя есть способность видеть сквозь стены?
— Нет. Я был на верху… Под потолком.
Валерка рассказал всю историю своего нелегального проникновения. От услышанного Вика пришла в дикий восторг.
— Мне теперь не отвертеться. Ты вырос в моих глазах.
— А ты всегда была для меня недосягаемой богиней. Я так завидовал тем, кто мог быть с тобой. Я кассету эту до дыр засмотрел, и представляешь, у меня ни разу даже не встал.
— Так отвратительно? — с наигранной тревогой спросила Вика.
— Нет. Ты прекрасна… Я ведь смотрел не на то как тебя трахают, я любовался девушкой, которую любою… И очень хотел убить твоих, как ты говоришь, партнёров.
— Забудь о них.
Вика обняла Валерку и нежно поцеловала.
— Я никогда никого так не целовала, потому что никогда никого не любила. А тебя, кажется люблю.
И снова их губы слились в поцелуе, но только теперь он был страстный и долгий, когда перехватывает дыхание и сердце колотится в предвкушении продолжения. Вика волновалась не меньше Валерки, может быть впервые в жизни, если не считать того вечера, когда она голая стала перед камерой Иштвана, но то было совсем другое волнение.
Халатик, держащийся только на пояске, упал к её ногам, она дрожащими пальцами расстёгивала пуговицы на Валеркиой рубашке, а он не мог даже пошевелиться, едва касаясь её тела, почти одеревеневшими руками, не в состоянии оторваться от её губ, даже когда почувствовал во рту привкус крови, которая начала сочится из трещинки.
Переступая через одежду, и не ослабляя объятия, они так и рухнули на диван. Вику не смущало отсутствие накачанного пресса и вздувшихся мышц на его руках, её не волновали размеры члена и его чистота, ей просто хотелось, чтобы это случилось, хотелось так сильно, что внутри всё кипело. Если бы сейчас была рядом камера, то получилась бы отличная сцена, настоящая, без всякого притворства и лжи. Но об этом Вика не думала, она растворилась в наслаждении, которого давно не испытывала. А испытывала ли она его вообще когда-нибудь?
Ощущения Валерки можно было бы описать одной лишь фразой — вершина блаженства. Забылось всё: злость, которая копилась годами, обида, ревность, осталась только любовь, которая никуда не девалась. Всё, что с ними сейчас происходило, не поддавалось логике и не могло ассоциироваться с банальным словом секс. Это была любовь…