Страшный суд

Но и в нынешних ворчаниях моих проявлялась присущая сочинителю ершистость и упрямство. В глубине души, как говорится, я был согласен с Верой, внутренне готов к тому, чтобы признать: Стасу нужнее эта женщина, в ней двойник найдет и тех, кого обнаружил я, и ощутит духовную основу, которой лишили его боги, изъяв из собственного времени.

«Конечно, найдет, — мысленно усмехнулся я, с трудом привыкая к осознанию, что тогда обделенным окажется и Станислав Гагарин, ибо если где-то прибывает, то в сообщающемся сосуде убывает. — Ведь Стас Гагарин, которого выбрала недавняя еще мояВера, это я сам до шестьдесят восьмого года, и в нем сохранилась память о той радости, которую дарили ему моиженщины, встреченные им — и мной! — до рокового нынешнего апреля. Пусть будет счастлив с Верой, незадачливый двойник Папы Стива!»

— Почему незадачливый? — возразила она.

Станислав Гагарин пожал плечами.

«В самом деле, почему? — подумал я. — Получил богиню в спутницы жизни… Не такой уж и промах этот парнишка!»

С собственной утратой я, видимо, уже смирился, и сейчас испытывал даже некую гордость за двойника. В конце концов, не на сторону, так сказать, уходит любимая женщина, а в нашу, естественно, семью, и Стас Гагарин не какой-нибудь козелс улицы…

Тут я вспомнил, что всегда существовал в моем сознании единственный мужчина, которому я, не задумываясь, уступил бы любуюженщину. Это был мой собственный сын Анатолий. Вот к нему я теоретически не испытывал ровно никакого чувства ревности и решил бы в его пользу вопрос о соперничестве за обладание кем бы то ни было на свете.

Говорю теоретическипотому, что в жизни нашей не было повода и случая, но Одинокий Моряк всегда находился в состоянии готовности отойти в сторону от занимаемого мною места, если на этом месте захочет оказаться мой сын. И даже предложил бы ему это место, проявил инициативу, не испытывая при том никакого ущемления самолюбия, не чувствуя уколов ревности от того, что Анатолий вдруг возьметпринадлежавшую мне женщину.

«А раз так, — сказал я себе, — то какого хрена ты в отношении Стаса дергаешься? Он для тебя не менее родной, нежели Анатолий, в котором целая половинка от Веры… Кстати, интересная мысль! Кто из них, Стас или Толик, для меня роднее?»

Тут я стал прикидывать степень родства собственного сына и собственного двойника по отношению ко мне, Одинокому Моряку, усиленно ворочал мозгами над проблемой, не имеющей решения, ибо и Анатолий был сыном Стаса, а я был этим Стасом тоже, и Вера молча смотрела на меня, насмешливо улыбаясь. Я понял, что спутница моя читает заполошные, причудливые мысли, перестал городить одну логическую конструкцию на другую, прекратил размышлять о случившемся, подвел черту, благословил Стаса и Веру, а вслух произнес одно слово:

— Прости…

— Спасибо, — ответила она и украдкой, но я заметил это, облегченно вздохнула.

И тут принесли жареные пельмени.

Двадцатого августа вечером в поезде номер девятнадцать я перемещался по Южной дороге, соединяющей Москву с закордонным теперь Харьковом и размышлял о природе любви.

Станислав Гагарин давно полагал, что по собственной ипостаси любовь никогда не замыкается на одном человеке. И прежде всего способностью любить обладает лишь тот, кто и к себе самому относится с искренней любовью.

Ведь в основе волшебного чувства всегда, изначально содержится принцип, сформулированный в Послании к римлянам: Люби ближнего твоего, как самого себя.Принцип этот, со всей очевидностью и простотой предписанный людям апостолами иудео-христианства, существовал задолго до того, как моего недавнего знакомца — смотри роман «Вечный Жид» — попытались в былые времена жестоко казнить на горе Голгофе в Иерусалиме.

Принципом «Люби ближнего» человек руководствовался уже с того мгновения, когда вдруг осознал, что он и его братья по роду и племени созданы по единому образу и подобию, а я есть отражение в том, кто рядом, а тот, кто рядом, существует во мне.

И напрасно большинство людей полагает, будто любовь дело простое. Нет, вовсе не случайно святые пророки заклинали человечество научиться самоотверженно открывать душу для возвышенного чувства.

Никому в голову, увы, не приходит, что нас любят не тогда, когда у нас привлекательная внешность и тулово упаковано в фирменную одёжку, а кошелек трещит и ломится от баксовили на худой конец от «деревянных».

Тогда это лишь суррогат любви, а если помягче выразиться — иллюзия подлинного чувства. Нет, нас любят лишь тогда, когда мы сами любим, способны полюбить, что не каждому дано, и вот за эту искреннюю способность нас может отметить в собственном сознании существо противоположного пола.

В этом смысле Станислав Гагарин казался мне безупречным. Ведь во всех без исключения случаях влюблялся в собственную избранницу Одинокий Моряк, а уже ей надлежало решить: достаточно ли сильная и глубокая исходит от меня любовная аура,чтобы высоко оценить ее и возбудить в себе ответное чувство.