Страшный суд

Во время одного ночного путешествия из-за шума мотора нашего „джипа“ мы не услышали отдаленного гула в небе. Какой-то малыш выбежал к нам навстречу и, показывая на облака, закричал: „Джонсон, Джонсон!“ Чтобы было короче, вьетнамцы называют американские самолеты „Джонсоном“. Да оно и точнее.

Почему бы шариковую бомбу не назвать „Стейнбеком“? Имя писателя стояло бы рядом с президентским в ряду нарицательных и олицетворяющих смерть и насилие имен.

Вы пишете, что, глядя на ваших парней-пилотов, готовы „лопнуть от зависти“. Как это не в стиле писателя Стейнбека даже с чисто литературной точки зрения! Но могу вас успокоить. Лопаться от зависти вам не нужно. Вы поравнялись своими подвигами с этими парнями. Они убивают, а ваше перо благословляет их преступления. Американские матери, наверно, проклинают вас.

Но вы совсем не завидовали бы тем же пилотам, если бы встретились с ними, упавшими на вьетнамскую землю. Наверху, как составные части своих машин и целой военной машины, они тверды, наглы и самонадеянны. Но внизу они совсем другие — обшарпанные, обезумевшие от страха. Чужие на этой дивной мирной земле. Природа, которая должна бы их пленять и очаровывать, вызывает у них ужас. Что они ищут в этой незнакомой стране? Зачем пришли? Змеи, насекомые, звери, деревья, поля, реки, люди — все к ним враждебны, потому что они убивают все: и людей, и деревья, и поля, и реки, и зверей, — все живое.

Но когда я пришла в эту страну как дружелюбный гость, те же джунгли и те же люди были дружелюбны ко мне. Самая гостеприимная страна из всех, какие я знаю.

В столь страшный час они открывали двери своих разбитых домов и принимали меня. Одной рукой вытирали слезы, а другую протягивали для рукопожатия. Срывали уцелевшие бананы и кормили меня на глазах у своих неевших детей. Я не боялась неба, потому что была в надежных объятиях земли. Я чувствовала себя неуязвимой под броней любви и заботы.

Между прочим, даже ваши пилоты знают это на собственном опыте, расспросите у них.

Ваши пилоты падают на землю почему-то ранеными. Ранения происходят во время катапультирования. То ли какой-то дефект в механизме, который выбрасывает их из подбитого самолета, как бы для спасения, то ли нарочно устроено так, чтобы они не падали живыми на чужую землю. Сбитые, они больше не нужны, и милая родина на прощанье бьет их по голове.

Так вот, внизу недобитые этим же самолетом вьетнамцы сбегаются к нему, чтобы оказать первую помощь. Я была свидетельницей, как 5 октября 1966 года в 17.44 в провинции Тхань-хоа, около села Ха-фу был сбит крестьянами самолет американской морской авиации А4Д. В километре от сгоревшего самолета спустился с парашютом тридцатисемилетний майор Раймонд Артур Уонден.

Я разглядывала потом его вещи. Толстая книга о растениях Вьетнама с цветными таблицами. Фотоаппарат. Горькая соль. Пистолет „Смит и Вессон“. Противогаз. Спасательный пояс. Аппаратик для сигнализации. И просительное письмо на четырнадцати языках, на шелковом куске материи с изображением американского флага.

Вот неуклюжий перевод самих американцев этого письма на вьетнамский язык:

„Я американский гражданин. Я не говорю по-вьетнамски. Мне не повезло, я вынужден просить вас, почтенный господин, помочь мне найти пищу и убежище, я прошу также вашей защиты, почтенный господин. Потом я просил бы почтенного господина связать меня с теми, кто сможет защитить и репатриировать меня. Наше правительство найдет способ оплатить услугу почтенного господина“.

Я узнала, что впоследствии американские пилоты сами отказывались брать с собой это позорное письмо с просьбой о милостыне. Пока я рассматривала принадлежности вашего летчика, один вьетнамский юноша добровольно отдавал свою кровь для переливания пленному. Летчик был спасен теми же людьми, которых прилетел убить.

Действительно, люди в этой измученной стране очень добры и миролюбивы. Во время своих путешествий, где бы я случайно ни останавливалась, меня принимали радушно, без тени расового холодка. Повсюду я пила лотосовый чай, не с принцем, правда, как вы, не в роскошном дворце, а в бамбуковых хижинах или под временным тростниковым навесом посреди разрушенных сел. И все-таки этот чай без сахара был для меня самым вкусным и ароматным чаем, который я пила в своей жизни. Его подносили мне дрожащие, изнуренные руки цвета и теплоты земли. И слова простых людей были ароматны. Вы не пишете о том, что вам сказал „очаровательный принц“. Но вот что мне сказала одна сморщенная, высохшая, как кора старого бамбука, крестьянка из провинции Хоа-бинь: „Наверное, американским матерям очень тяжело, что они родили и вырастили убийц“.