Страшный суд

— В такое время куда-то ехать? Да еще в бандеровское Прикарпатье? Извините, товарищ фюрер, но вы…

— Того? — закончил, улыбаясь, Гитлер. — Уж очень по-человечески ко мне относитесь, дружище. В смысле, считаете меня человеком, а я ведь, действительно, того… Моя человеческая ипостась избыла еще в апреле сорок пятого года, в бункере рейхсканцелярии, Папа Стив.

— Простите меня, мой фюрер, но я порой забываю о том, кто вы сейчас… Знаете, не так-то просто помнить постоянно: перед тобой посланец Зодчих Мира. Итак, что надлежит мне исполнить во Львове?

— Изучить быт и настроение аборигенов. Встречаться с интересными людьми, определить уровень разобщенности между народами, которую накультивировали авторы ломехузной катастройки. Попутного ветра, письмéнник!

Побывать во Львове мне издавно хотелось.

Историю города знал по книгам, про его древнюю русскую сущность, про австро-венгерское имперское прошлое, короткий период жизни под Речью Посполитой, бандеровские страсти, трагическую судьбу Ярослава Галана.

Но пути-дороги не представилось, а когда махрово расцвел многоликий национализм в Державе, а национализм я всегда люто ненавидел во всех его проявлениях, от чукчанского — встречался, увы, и такой в моей жизни! — до белорусского — познакомился с ним в местечковой Поставе в январе девяносто второго! — когда возник пресловутый рух, о котором матерно говорили при мне аргентинские украинцы, ехать в Малороссию, да еще Западную, не было у меня никакого желания.

Правда, там жил Юрий Кириллов, полковник в отставке и русский поэт, который уже проделал на Украине огромную работу, освещая для сограждан деятельность нашей фирмы, но и Кириллов был уже не в силах проживать во Львове, искал обмен на родной Владимир, в котором провел молодость и детство.

Но тот же Кириллов вывел меня на способного автора, детективный роман которого «Красиво жить не запретишь» я с удовольствием прочел и даже отредактировал для «Русского сыщика», и тема, и исполнение были достойны этой серии.

Пикантным было и то обстоятельство, что Иван Михайлович Мотринец был милицейским генералом и возглавлял управление внутренних дел на Львовщине, мог бы в случае чего, как говорится, обеспечить. Я ведь не знал, с какой миссией посылают меня туда Зодчие Мира. Честно признаться, мне не хотелось брать Веру с собой, но фюрер как раз и настаивал на ее присутствии, полагая, что супруга, мол, как бы и развлечется, Трускавец и Карпаты посмотрит, отдохнет заодно, развеется, хотя какие тут к чертям развлечения, если Гражданская война стучится в двери и даже разбивает кое-где окна общего дома.

В Донецке шахтеры защищали город от вяло атакующих гвардейцев-кравчуков, осененных желто-голубым стягом, оппозиция бичевала в Москве российское правительство, требуя незамедлительного демарша в адрес наследников Петлюры, а в Севастополе число кораблей, поднявших андреевский флаг, уже перевалило за две сотни.

— Поедем поездом, — сказал я супруге. — Возьмем двухместное купе, свыше суток будем общаться только друг с другом. А во Львове нас встретит генерал.

Я надеялся не только на охрану западенского автора-мента. Коль скоро еду посланцем Зодчих Мира, хотя и вовсе неясна мне собственная миссия, то наверно боги добра не дадут меня в обиду.

IV

Севастополь был задирист и взъерошен.

Стас Гагарин прежде бывал здесь лишь вечерами, когда теплоход «Грузия», на котором он в пятьдесят третьем году проходил морскую практику, заходил сюда ночевать после отплытия из Одессы и краткой стоянки на якоре у Евпатории.

Рано утром следующего дня «Грузия» отдавала швартовы и мчалась в Ялту, легендарный город уходил в розовую дымку, таким загадочным, непостижимым он и сохранился в памяти штурмана и сочинителя, Одинокого Моряка, не осознавшего пока, как безнадежно и трагически он одинок.

Впрочем, Стас Гагарин и не мог придти к подобному итогу, ибо выпавшие из будущей его жизни четверть века не участвовали больше в создании нового душевного строенья. Оно складывалось теперь из других кирпичей, и никто не знал, каким будет этот Станислав Гагарин в две тысячи восемнадцатом…

«Если доживу», — усмехнулся Стас, направляясь к стоянке такси близ Симферопольского аэродрома, куда примчал его за полтора часа самолет из Внукова.

Праздные мысли он стер усилием воли и сохранил в сознании лишь план, по которому предстояло действовать.

Задание было простым. Сохранить флот для России и не дать киевским и московским компрадорам-экстремистам разыграть крымскую карту.

— Поначалу наблюдайте, — напутствовал молодого Гагарина Адольф Алоисович. — Походите по городу, потолкайтесь в очередях, посидите в кафе и ресторане, заводите нейтральные разговоры, послушайте, что говорят люди, понаблюдайте моряков — они сейчас определяют ситуацию, чтобы там ни толковали, будто флот вне политики!

Явок никаких мы вам не даем. Полная самостоятельность в действиях! В нужный момент вас найдут наши люди… Пароль: Понт Эвксинский — Русское море.

«Но отнюдь не украинское», — усмехнулся Стас Гагарин, но вслух ничего не сказал и только молча кивнул.