Страшные люди

— Уйди теперь — и молчи. Я не могу. Должен один остаться. А то у меня тут разорвётся! — указал он на грудь. — Ещё раз… хотел бы, чтобы судьба помогла мне отплатить тебе так же… Носи моё кольцо, когда-нибудь оно понадобится. Почём знать, может быть, мы ещё встретимся… Будешь большим, — помни: позовёшь меня, где бы я ни был, приду… Да хранит тебя Аллах. Ты вырос в его глазах, потому что оказал милость пленному. Прощай, прощай!..

Геройство кончилось, началась очередь вишнёвого варенья.

Я бежал домой, забыв и «Чёрную Пантеру», и «Рыцаря Красного Щита». А что, как мама уже сварила варенье и отдала пенки людям? Чёрт возьми, это уж пахло серьёзным. Целому Дербенту было известно, что пенки — мои. Это была собственность, освящённая обычаем. Запыхавшись, я перескочил через порог калитки и под ярким, точно лакированным гранатником увидал наклонившуюся над медным большим тазом мать. Острый запах вишен, варившихся в сахаре, ударил меня в нос. Я различил бульканье пены розовой, вскипавшей и пузырившейся над вишнями. Кругом, жужжа, вились пчёлы, пахло жасминами; мать была вся красная.

— Что, прилетел? — засмеялась она, увидев меня.

— Нет… я так… за книгой.

— Нечего врать. Бери. Вот тебе в блюдечке.

Повторять незачем было…

Я присел.

Вспомните ваше детство! Разве в целом мире есть что-нибудь лучше пенок от вишнёвого варенья? Если есть, — назовите… А я не знаю. Я помню, на другой же день я изумил диакона:

— И вовсе не за чечевичную похлёбку Исав продал своё первородство.

— А за что ещё?

— За пенки от варенья…

— Вот и видно, что ты лакомка.

Это я-то, совместивший в себе Ричарда Львиное Сердце с «Чёрной Пантерой»!

VII

Через несколько дней как-то выбежал на улицу.

Старуха — нос крючком, борода стручком, — подкралась ко мне кивая и улыбаясь беззубым ртом.

— Баранчук… а баранчук…

— Ну?.. Ты к нам поди, у нас на кухне тебя накормят.

— Я не нищая. — И татарка выпрямилась. — Я милостыни не прошу, — у сына живу и каждый день жирный плов ем…

— Чего же тебе надо?

— Сулейман!

Имя было в достаточной степени магическое.

— Тебе старик обещал дать знать…

— Ну!

— Сегодня… под той скалой, где главная башня. Ночью!

Когда я опомнился, — старухи след простыл.

«Страшные люди» исполнили слово и предупредили меня.

Я опрометью бросился домой.

— Мама, дети Искендер-бека зовут меня вечером к ним.

— Хорошо… Скажи, что может быть, и я приду.

Это вовсе не входило в мои планы.

— У них будут одни мальчики.

— А я — девочка? Разве я к вам? Я к его Арсалан.

Так звали жену Искендер-бека.

— Ну вот.

— Ты кажется недоволен?

— Разумеется. Разве большие что-нибудь понимают? Они только помешают нам играть. Большие ничего не понимают.

— Да играйте, Господь с вами. Мы будем в комнатах, а вы в саду.

— Всё-таки!

А что «всё-таки» — молчал. Нельзя же было крикнуть ей: ты мне помешаешь видеть, как Сулейман бежит из крепости.

Через час я опять вернулся.

— Мама, я ошибся.

— Ну.

— Нас звали не на сегодня… на завтра.

У меня созрел другой план.

— Ты что-то путаешь. Впрочем, завтра мне ещё свободнее.

— Да, да, завтра.

За ужином я был как на иголках.

— Да что с тобой? — добивался отец. — Этакий большой вырос… Пора тебя в корпус. Чего ты не сидишь спокойно?

Посмотрел бы я на него, как он в моём положении усидел бы спокойно?

Наконец, несносный ужин кончился. Встали, помолились. Отец ушёл. Обыкновенно он работал до полуночи, а теперь сейчас же лёг спать. Мама тихо говорила с нашей горничной-армянкой что-то по хозяйству. Скоро и они заснули. Я взял сапожки в руки, — моя комната была внизу. Тишина. Тихо звенит комар, на полу шевелятся отражённые ветви гранат. За ними вся в серебряном сиянии лунная ночь. Попробовал раму. Отворил. Перекинул ногу туда. Волчок тявкнул спросонок, но увидев, что это я, свернул хвост кренделем и опять уложил морду между лапами. Чёрт знает, как скрипит калитка. Я даже застрял в ней. Вдруг услышат! Нет, слава Богу, все спят. Вот вверху светится. Это лампада у отца в комнате. К нашей горничной Тамаре окно открыто. Да она спит крепко. Мать часто смеялась над ней: пушками не разбудишь. Опять заскрипела калитка. Ах, чтоб тебя!.. Ещё минута, — я стою точно к земле прирос, и вдруг как будто меня поддали в «лапте», — только пятки у меня засверкали, так я кинулся вперёд в лунный свет в пространство…

Всё кругом одухотворялось и жило совсем не по дневному. Тени, протягивавшиеся по земле, казались таинственными, одушевлёнными; деревья, замершие в ночном покое, точно хранили что-то про себя. Одни кошки, пробегавшие по крышам и кравшиеся вдоль маленьких татарских домов, нарушали волшебный сон Дербента. Пёстрые днём, окна смотрели на меня зловеще, за каждым углом будто кто-то подстерегал…

Вот наконец и брешь в стене. Вся она завалена щебнем. В щебне шуршат змеи, мерещатся скорпионы, — всё равно. Я быстро перебрался через неё и сразу попал в заколдованное царство ночи. Тут уже не было домов, улиц…