Страшные истории для девочек Уайльд

В пятницу днем Изола обнаружила, что мама Уайльд добавила к смертному одру сливы рождественский вертеп и расставила в сухой листве полосатые леденцы-посохи – пластмассовые вперемешку с настоящими. Мятные полосы напомнили Изоле о чулках мертвой девочки, и ее передернуло. Она прошла мимо сливы по ухоженному палисаднику, который в ее воображении всегда был тайным садом с невидимыми каменными стенами. Все здесь – дело рук мамы, каждый цветущий куст жимолости или жасмина. Мама давно перестала ухаживать за растениями, но теперь сад казался еще краше, цветя вопреки всему.

– Эй, Изола! – крикнул кто-то из кустика лаванды. – Мне нравится, что ты сотворила со сливой! Украшать смерть – настолько в твоем духе!

Винзор. Изола, как всегда, просто прошла мимо: с этой задиристой садовой феей она была на ножах, сколько себя помнила.

Мама проспала большую часть субботы. Отец взял дополнительную смену. Солнце стеснительно выглядывало из-за туч, а Изола разложила клетчатый плед в тени сливы. Открыла свою любимую книгу и начала листать страницы, выбирая, что бы почитать.

Самая любимая книга Изолы:

les Fables et les Contes de F'ees de Pardieu

или «Басни и сказки Пардье»

Автор: Лилео Пардье

Воспоминание: Изола – совсем еще кроха с молочными зубами и пахнущая молоком. Вьющиеся без плойки волосы и перепачканные милые платьица. Подрастая, она требовала перед сном сказку о героях, которых любят все дети: о Русалочке, о Гензеле и Гретель, о Красавице и Чудовище…

Даже тогда мама Уайльд не скрывала презрения к сказкам, написанным кем угодно, кроме Пардье.

– Фу, – с отвращением фыркала она, присаживаясь на кровать дочери. – Послушай меня, Изола. «Красавицу и Чудовище» сочинили для того, чтобы примирить юных девушек с браком по расчету. Вот что эта сказка вкладывает в умы впечатлительных девочек: «Не бойся, что твой муж вдвое старше тебя, или некрасивый, или страшный! Если будешь милой и послушной, то вполне может оказаться, что он заколдованный принц!»

Совет, который мама повторяла чаще всего:

«Никогда не будь такой, Изола. Никогда не выбирай чудовище или волка, полагаясь на ничтожную вероятность, что он тебя не съест».

Изола быстро поняла, что единственные сказки, которые мама всегда рассказывает с удовольствием, написаны Аилео Пардье. Мама рассказывала их по памяти, в переводе с французского, на котором они были написаны.

Наконец получив драгоценную редкую книгу Пардье в подарок на свой десятый день рождения, Изола с ужасом поняла, что сказки в книге слегка отличаются от тех, что рассказывала мама, причем совсем не так, как можно было ожидать. Мама никогда не вымарывала неприятную правду даже из тех классических сказок, которые все же изредка читала Изоле перед сном: Златовласку раздирали на куски или она ломала шею, выпав из окна медвежьей избушки, а охотник всегда не успевал спасти Красную Шапочку. Но сказки Пардье она, наоборот, слегка смягчала, подсвечивая ту правдивую тьму, которая никогда не пыталась зажечь свечи, никогда не пробовала скрасить несчастливый конец или прикрыть ужас моралью. На деле же эти сказки раз за разом напоминали, что зло порождает зло, с хорошими людьми часто случаются неприятности, а злодеи время от времени торжествуют. И, самое главное, что быть девочкой в этом ужасном мире – это все равно что быть одновременно принцессой, злой королевой, героиней, уродливой падчерицей, ведьмой, феей, ребенком и матерью: эдакая взрывоопасная смесь, бомба, перевязанная ленточкой и неумолимо отсчитывающая секунды – тик-так, тик-так! – за высокими стенами замка.

Рано или поздно она взорвется – как вскоре случилось и с мамой.

Огромная книга была в кожаном переплете с золотым тиснением. Ее словно сбросили с книжной полки лесной колдуньи, когда беснующаяся толпа разнесла ее домик, а хозяйку за волосы утащила на деревенскую площадь и посадила на смазанный маслом кол. Каллиграфическая надпись на первой странице гласила:

Дорогая читательница!

Эти сказки, басни и воспоминания так или иначе правдивы. Эти истории – о тебе и обо мне. В них ты встретишь:

– девочек, которые убивают;

– девочек, которых убивают;

– живых девочек

– и девочек иного рода.

Изоле всегда нравилась последняя строчка – «девочек иного рода», красивый эвфемизм вместо простого «мертвых». Мертвых во всех смыслах этого слова, в каких только возможно.