Страшное гадание

Пожалуй, Марина еще не отдавала себе отчета в том, что хочет сделать, однако стоило ей зайти за можжевеловые кустики и на нужное время остаться одной, как она осознала: нет никакой надобности возвращаться к телеге. Наоборот – ей ни в коем случае не следует туда возвращаться! Ей нужно как можно скорее вернуться в замок, собраться – и исчезнуть оттуда. Чем скорей, тем лучше. Исчезнуть из жизни Десмонда!

Легко было давеча давать себе всякие клятвы: не покину, мол, венчанного супруга! А каково это будет – натолкнуться всей грудью на стену его ледяного равнодушия? Так и разбиться недолго. Вот и разбилось что-то в Марининой душе – вдребезги разбилось. Наверное, это что-то было сердце, потому что на его месте она сейчас ощущала лишь холод и пустоту. Ну что ж, хоть в этом они теперь сравнялись с Десмондом: у него-то сердца небось отродясь не водилось!

Марина осторожно выглянула из-за кустов. Флора всецело была занята Аланом. Марина сделала шаг и другой в глубь леса, пытаясь вспомнить, возле какого дерева оставила своего гнедого, как вдруг обмерла, почуяв спиной чей-то пристальный, немигающий взгляд.

Оглянулась, холодея, готовая закричать при виде нового врага, – и ноги у нее едва не подкосились от несказанного, почти невыносимого облегчения: на нее косился вороной конь.

Вороной! Это конь Десмонда. Как бишь его? Блэкки, что ли?

Она почмокала губами, от души жалея, что нет в кармане ничего, чем задобрить этого богом посланного конька: ни яблочка, ни хлебушка, ни осколочка сахарку. Впрочем, конь не отпрянывал, не ржал, не дергался, а вполне дружелюбно начал прихватывать теплыми губами рукав ее платья, когда Марина расхрабрилась настолько, чтобы его погладить. И он не выразил ни малейшего неудовольствия, когда она осторожно поставила ногу в стремя, а потом, в очередной раз помянув недобрым словом тяжесть своих юбок, взгромоздилась в седло. Марина схватила поводья, и конь, почуяв твердую руку, послушно пошел в глубь леса, огибая овраг, к дороге.

Она ожидала окрика, испуганного вопля Флоры, даже запаленного дыхания Десмонда за спиной, но с каждым шагом ощущала все большую уверенность, что ее безумное предприятие удалось. Сгущались сумерки, и они скрывали ее с каждым мгновением все надежнее. Решившись наконец оглянуться, Марина наткнулась взглядом на непроницаемую синевато-серую стену позади – и, вздохнув с облегчением, толкнула коня стременами, посылая его рысью.

Впервые за этот безумный день Марина улыбнулась. Какая удача, какая необыкновенная удача, что ей попался конь Десмонда, известный своей прытью! Теперь Десмонду нипочем ее не догнать. На всякий случай она не пожалела минуты, чтобы отыскать своего гнедого и, отвязав его от дерева, повести за собой в поводу. Ну вот, дело и слажено. Теперь у Десмонда, Джаспера и Флоры с Аланом «на все про все» – та заморенная клячонка, на которой Флора столь неудачно пыталась удариться в бега. Может быть, она и довезет всю компанию до деревни, но не раньше чем к полуночи. И за это еще надо будет спасибочки сказать! Так что у Марины никаких помех, чтобы добраться до замка, забрать кое-какие вещи, которые она сможет продать, чтобы оплатить дорогу, – и убраться восвояси. Десмонд вместе с нарядами щедро накупил ей хорошеньких безделушек, может быть, и не имеющих баснословной цены, однако же достаточно дорогих, чтобы собрать за них сумму не самую маленькую. И ежели он все это ей подарил, стало быть, она вправе и продать подаренное. Надо полагать, он не сочтет это воровством. Впрочем, когда Десмонд обнаружит ее бегство, будет уже поздно! В конце концов, он ведь не сможет выпрячь лошадь из телеги Флоры, предоставив раненого, беспомощную женщину и малое дитя прихотям судьбы. Все-таки он не подлец, чего нет, того нет.

И Марина с тоской поняла, что жалеет об этом… безумно, мучительно жалеет о том, что нет, не выпряжет Десмонд эту лошаденку, не воспользуется последним оставшимся у него шансом догнать свою беглянку жену, спасти то, что еще тлело, трепетало меж ними, оживить умирающее, содеять невозможное.

Нет! Не сделает он этого, с холодной ясностью призналась себе Марина – и наконец-то дала волю слезам… последним своим слезам о Десмонде.

Обитель смерти

Когда Марина подняла наконец исплаканные, измученные глаза, ей почудилось, будто едет она уже столь бесконечно долго, что перешла некую грань, отделяющую ее от дня нынешнего, и очутилась не то в завтра, не то во вчера, а может быть, вовсе выбилась из течения времени и оказалась в некоем мире постоянной печали, откуда ей теперь нет возврата… нет возврата!

Ветки уныло, тревожно перестукивались над головой, словно пугая, а может, пытаясь предупредить о чем-то. В полях выл и стонал ветер; река вся потемнела, ревела зверем, бешено била темной волной в берега. Небо наливалось ночью и непогодою.