По его тяжелому, пронизывающему, зубодробительному и критически разгромному взгляду, не сулящему ничего хорошего и обращенному на меня, прямо в глаза, можно было понять, что бразилец настроен не на дружеский лад.
А скорее, прикопать меня где-нибудь. В каком-нибудь лесочке.
– Здравствуйте. – остановившись на относительно безопасной дистанции, тихо промямлила я, стараясь не палиться, что напугана, но это давалось мне крайне непросто.
– Ну привет. Ничего не хочешь пояснить? – гневно сверкая чёрными глазами, рявкнул бразилец с отцовским порицанием. – Ты вчера удрала, а мы договаривались свидеться. Я ждал тебя. А ты не пришла. Ты меня кинуть посмела. Как-нибудь пояснишь свой поступок?
– Я… не понимаю, о чем вы… Вчера я была пьяная. И не очень помню, что было. Когда я пьяная, я смелая, но у меня случается потеря памяти…
– Не помнишь, как соблазняла меня? Как ерзала на мне? Как сигала на моем писюне, делая вид, что это нужно ради фотографии?! – бразилец прямо с ходу наехал на меня со стыдящими претензиями, повышая тон при каждом последующем вопросе.
– Не-ет! Этого не было! Все было не так! Мне правда нужны были эти фотографии! – разозлившись, я нечаянно ляпнула то, что не следовало, чем и сама себя сдала.
– Вот видишь. Я освежил тебе память. Наверняка ты вспомнила и то, как взяла деньги и смылась, не выполнив свою часть уговора.
Я сглотнула, болезненно и с трудом.
От морального напряжения, в котором пребывала с тех пор, как позвонила Настя, и от непристойного давления бразильца на мою волю и совесть сейчас, образовался большой ком в горле.
– Итак? – бразилец скоропалительно подвел к тому, что намеревался заполучить с меня еще вчера. – Что скажешь в свое оправдание?
– Возможно языковой барьер между вами и мной слишком велик, и мы друг друга не поняли…
– Кому ты чешешь, мошенница? Ты взяла мои деньги и смылась. Потрудись озвучить уважительную причину своего бегства, и тогда я не приму крайние меры в отношении тебя.
Крайние меры в отношении меня?
О каких мерах он говорит? Он мне угрожает? Это немыслимо просто!
– Никакая я не мошенница. Просто так сложились обстоятельства… Я могу все объяснить. Прошу вас, не заявляйте на меня в полицию…
– Глупышка-а… – бразилец ухмыльнулся как-то слишком недобро, обнажив контрастирующую с оттенком его смуглой кожи белоснежную улыбку с щербинкой между передними зубами. – Думаешь, я стал бы заявлять на тебя в полицию? Походу, ты еще не поняла, с кем связалась.
– Слушайте, м-м-молодой человек… Вчера, э-э, между нами случилось неловкое недоразумение…
Усвоив прозрачный как воздух намек на то, что действительно имела неосторожность перейти дорогу тому, к кому не стоило подходить и на пушечный выстрел, я побоялась хамить бразильцу в ответ.
Равно как и побоялась отступать назад, когда он начал приближаться ко мне.
– Это была химия, детка.
Оборвав мои потужные попытки оправдаться в том, в чем нельзя было оправдаться, бразилец подошел и встал ко мне угрожающе впритык, надменно рассматривая мою верхнюю часть тела.
– Что?! – рваный вздох вырвался из моей груди и отозвался усиленной дрожью в теле.
– То, что ты называешь недоразумением, я называю химией.
Задержавшись пытливым взором на моей груди и наблюдая, как неровно и дергано вздымается и опускается она под тканью блузы, произнес бразилец заводящим шепотом, приглушенно, с хрипотцой.
Откровенно и недвусмысленно намекая на то, что между мной и им еще вчера вспыхнула бурная страсть, и виной тому отнюдь не духи с феромонами, о которых он не знает. И что эта бурная страсть ни во мне, ни в нем особенно, так и не угасла.
Бразилец и его утверждения насчет химии заставили меня смутиться и покраснеть. Я тут же опустила глаза, чувствуя себя скромной и неуклюжей монашкой, стесняясь и страшась того, что он очень близко. Настолько близко, что слышу на своем лице его дыхание.
Сердце в груди колотилось так сумасшедше отчаянно, словно дикая птица, желавшая вырваться из клетки, куда ее поместили насильно.
Помимо попыток побороть в себе желание, которое бразилец уверенно и намеренно пробудил, я все ожидала от него чего-то из ряда вон ужасного. Что он ни с того ни с сего накинется на меня, как истинный психопат, маньяк-серийник и кто угодно еще, и причинит невыносимую боль.
Мало ли что взбредет ему в голову. Если не взбрело до сих пор.
Только бы не мучил ужасными пытками, остальное вытерплю. Ладно уж, если просто изнасилует, но хоть бы в лес не завез и не бросил полуживую, чтоб додыхала самостоятельно.
Глава 14
К моему счастью, бразилец руки не распускал, продолжая держать их в карманах кожаной куртки. Не прикасался и не бил, зато смотрел на меня так, что мне хотелось взять и удавиться.
Но было очевидно, что моя безропотная покорность так и подначивала бразильца начинать действовать. Моя покорность дразнила его, приманивала, заставляла его думать только об одном. Что он, будучи по своей природе диким и ненасытным самцом, и сам был не прочь позабыть о манерах приличия и поглотиться животными инстинктами прямо здесь, в бетонных джунглях, и на глазах у прохожих.