Странствующий

Видимо, здорово мы тряхнули здешнюю тьму, если снова волею Божией оказался я, грешный, на границе стояния между жизнью и смертью. Снова нагрешил, видимо, превознесся, переступив какую-то незримую черту, за которой грешнику предстоит познать еще раз свою немощь и полную зависимость от воли Творца и Вседержителя всея и вся. Что ж, да будет так.

Интересно быть таким: слабым, бессильным, тихим. Никуда не тянет, никуда не хочется, но и лежать, глядя в потолок и за окно на серенький нудный дождик, совесть не дает. Вот и решил взять блокнот и на всякий случай попрощаться, что ли…

Сегодня весь день думаю, а готов ли я на Суд? Что за мной, кроме сонмища грехов, гордости, обид, соблазнений, трясины маловерия, малодушия, праздности и многого другого нечистого? На что мне, убогому, надеяться, стоя перед Лицем Судии нелицеприятного и строгого? Не на что, если только не на Его безграничную милость и непостижимую безответную любовь ко мне, блудному сыну Своему. Нечего мне предъявить в оправдание, кроме веры в Его Отчую милость к падшему созданию Его. Кроме сверхсознательной надежды на Его ко мне снисхождение. Надежды, которая и удерживала меня все эти годы на последней грани полного отчаяния.

Вот, наверное, почему все мои православные годы (месяцы, дни, минуты?) я с отчаянием утопающего цеплялся за соломинку — любое подтверждение Господней любви к людям, а также готовности прощать и прощать нас, недостойных. Потому что у Него всегда любви для нас больше, чем мы себе можем представить! Уж не знаю, точно ли это, не прелесть ли ума лукавого, только в некоторые минуты и мне казалось, что я удостоен любви Бога Любви. В такие минуты я совершенно забывал свои дела и всю жизнь свою. Они казались мне ничтожными перед Этим непонятным, таинственным и радостным ощущением полного прощения моего убожества Тем, Которого я искал всю свою жизнь — от первого крика до этого вздоха.

Искал, убегая от Него сломя голову. Искал, размахивая дикарской дубиной атеизма. Искал в добрых людях, высматривая в них то, чего нет во мне, но так сладко узнаешь — любовь бескорыстную. Искал во множестве книг и встреч. Когда сто первый твой «лучший друг» предает тебя, когда тридцатая «самая лучшая в мире возлюбленная» уходит к другому.  Кем чувствует тогда себя человек, если не кучкой мусора? Кому он такой нужен, если не нужен самому себе? Каково чувствовать себя в  каменной пустыне среди множества чужих людей?

И если в такие минуты нет в твоей душе веры в Бога, то что там?..

Поистине счастливы мы, христиане, своим упованием на такого Бога, который есть сама Любовь. Чего нам бояться, о чем роптать, когда во время попущенных искушений сам Попуститель их и наш Воспитатель внимательно и с отеческой любовью взирает на нас, изливая в тяжелые минуты океаны благодатной любви за одно лишь «Господи, помилуй!». Вот когда нет их, столь нелюбимых нами искушений, вот тогда бы нам и плакать, и сокрушаться, что «забыл нас Отец» и «перестал любить» той безраздельной любовью, которая «до ревности». К кому нам идти, если нас презирает безумный мир? К кому обращаться, если вокруг одни лишь протянутые к нам руки еще более слабых: «помоги! дай! успокой!». К кому нам-то тянуть собственные немощные руки, если не к Тому, Кто действительно может силой и славой Своей ради любви прийти на помощь и отереть с лиц наших всякую слезу.

Как-то лет десять назад на Новодевичьем кладбище я замер перед надгробной плитой из черного базальта. Сто лет назад на этом лакированном камне высечены слова: «Когда я родился, вы все смеялись, а я плакал. Когда я умирал, вы все плакали, а я смеялся». Какой-то дикой шуткой показалась тогда мне эта эпитафия! Но до времени запали в душу слова эти, и только сейчас начинаю понимать их смысл.

И что странно и показательно: пока думал и писал, так и умирать перестал. А из стадии умирания плавно перешел к выздоровлению. Даже погода прояснилась.

  Рыбная ловля с нежданной встречей

С первым лучом солнца к нам, на летнюю веранду, вбегает другой лучик 3/4 маленький Ванечка в обнимку с удочками: «ыпку авить». Берем с собой батюшкину плащ-палатку, хлеб и идем на рыбалку. Речушка здесь неширокая, но, по всему видно, рыбная. Всё здесь имеется для рыбы: и прибрежный камыш, и глубина, и затончики со стоячей водой. Устраиваемся с мальчонкой под старой ветлой на деревянном мостике, насаживаем хлебный мякиш на крючки и закидываем удочки: Ваня покороче, я подлинней. Мальчик аж ротик открыл, так увлекся. Смотрит, как завороженный, на гусиный красный поплавок, не шелохнется.