Странствующий

За столом разговорчивый Дима рассказывает про житье-бытье. Оказывается, у каждого из трех богатырей, как я их про себя назвал, имеется дом в этой деревне. Причем, основатель их братства — Николай, поселился здесь первым. Он офицер в отставке по ранению. Следом здесь появился Егор, а последним в прошлом году — сам рассказчик.

Дима занимался бизнесом. Была у него своя лесопилка, магазинчик, пара машин и просторный дом. Но как деньги появились, начал страдать запоями, все пропил,  спустил. Последнее, что осталось от прежних богатств — дом в этой деревне, который он как-то давно купил под дачу: уж больно места здесь грибные и рыбные. Сейчас у него на спиртное «вечная епитимия».

Прежде чем рассказать о Егоре, взял у него разрешение. Кстати, оба наши молчуна — Валерий и Егор — сознательно или бессознательно держатся вместе. Правду говорят, что подобное притягивается подобным. Получив от Егора молчаливый кивок, Дима заговорщицки улыбается:

— А это наш раскаявшийся разбойник. Работал он в области у небезызвестного Вано бригадиром, то есть по-ихнему, быком. Да вот проблема — подсел на кокаин. Однажды перебрал наш Егорка с дозой. Перед самой разборкой нюхнул для храбрости и «улетел» так высоко, что приземлился аж в соседнем селе, что в трехстах километрах от областного центра. Там у нас храм во имя Георгия Победоносца, его небесного покровителя. Видать, он Егорку сюда к себе и привел, пока он летал на кокаиновом дирижабле. Отмок наш летчик в святом источнике, а батюшка его благословил причащаться каждое воскресенье. Ну, парень он упертый. Сами знаете, разбойничий бизнес приобщает к дисциплине труда. Приказали ему — умрет, но сделает. Так он с кокаина-то и слез с помощью своего победоносного покровителя. Да вот незадача: как прозрел, так замолчал. Слова от него не добьешься. А Николай про себя сам расскажет. Он, в отличие от Егорки, говорить еще не разучился.

— А что мне рассказывать? — почесал затылок Николай. — Воевал на двух войнах. Насмотрелся ужасов, крови, предательства. Вернулся домой, а там еще хуже. Друзья пьют и деньги делают. Пробовал устроиться на работу, но… Не умею перед начальством стелиться, особенно когда оно хамит и ворует. Я так: что думаю, то и говорю. Пока работал, кое-как скопил на дом. Купил и переехал сюда жить. Пока еще совхоз живым был, я на тракторе работал. Здесь моя военная профессия пригодилась: я служил в танковых войсках. А потом все развалилось. Теперь мы тут сами выживаем, как можем. Земля, лес да река нас кормят. Зимой срубы собираем, потом продаем. Покупатели пока есть. Стадо козочек завели. Молоко, сыр и мясо — свои. Что рассказывать? Не знаю.

— А что за иконы у тебя?

— Маленькая Казанская — это келейный монашеский образ. А большие принесли для реставрации. Видать, они из разрушенного храма. Кто-то из деревенских сохранил, а потом они по рукам ходили, пока к нам не пришли, — Николай улыбается. — С ними тут чудо произошло. Есть у нас в деревне ребята лихие. Все знают, что они дома обчищают, но ничего поделать с ними не могут. Однажды мы в храм на праздник ушли. Когда вернулись, смотрю: нет икон. Мы к воришкам, а они в скит подались. Есть у них в лесу своя охотничья заимка. Идти туда мы остереглись. Там они хозяева, в случае чего и застрелить могут. Что с пьяных-то взять? Стали за них молиться втроем, поклоны класть.  Ведь это тебе не вязанку дров украсть — святые иконы! А через два дня воришки сами пришли. Поставили бутылку самогона, сами пьют и плачут. Говорят, что покоя лишились, по ночам страх нападает жуткий. Да еще вот эта маленькая Казанская… Они ее, когда по лесу несли, в траве потеряли. Пошли искать — а она на пеньке стоймя стоит! Представляете? Короче, принесли они иконы и умоляли обратно взять, а то им жить страшно стало.

— А какие у вас отношения со священником?

— Прекрасные, — кивает Николай. — Сначала-то у нас приезжий был. Он сразу на три прихода разрывался. А как здесь появился молодой отец Алексий, то дела наши сразу в гору пошли. Он храм взялся реставрировать. Избенка его разваливается, но сначала он за храм взялся. Матушка его тоже, хоть молодая, но вся аж горит — такая у нее вера пламенная. И на требы батюшка ходит, никому отказу нет. Он как-то по сердцу всем пришелся. Ну, мы ему тоже помогаем, как можем.

— А что же совхоз? Неужели совсем помер?

— Ты понимаешь, работает он, но за урожай ничего не платят. Вся прибыль уходит на погашение долга за горючее и энергию. Мы сейчас его оформляем в свою собственность. Одна юристка нам помогает. Сказала, что есть возможность долги списать как-то. Волокита страшная, но дело того стоит. Мы тут подсчитали, что если разумно подойти к делу, то все будет: и прибыль, и зарплата, и все. Так что с Божьей помощью поднимем хозяйство. Земля здесь хорошая.

— Однако закат, — глуховато произносит молчаливый Егор. — Пора на крестный ход.

— Нас отец Алексий благословил каждый день обходить деревню крестным ходом, — пояснил Николай. — Вы с нами?