Ночной Волк был для меня предлогом остаться. У него не было ни малейшего желания лететь на драконе. Я не мог оставить его. Но я был уверен, что Верити знает истинную причину. Я не думал, что вернусь в Бакк. Я уже вынудил Старлинг обещать, что в песне не будет никакого упоминания обо мне. Такое обещание нелегко было выжать из менестреля, но я настоял. Я не хотел, чтобы Баррич или Молли знали, что я жив.
— В этом, дорогой друг, ты был Жертвенным, — тихо сказала мне Кетриккен.
Большего комплимента она не могла мне сделать. Я знал, что с ее губ никогда не сорвется ни одного слова обо мне.
Труднее всего было с шутом. Все мы уговаривали его отправиться с королевой и менестрелем. Он отказывался. «Белый Пророк останется со своим Изменяющим» — упрямо твердил он. Я втайне думал, что шут скорее остается с Девушкой-на-драконе. Она начала овладевать им, и это пугало меня. Он должен был оставить ее до того, как в каменоломне появится отряд Регала. Наедине я сказал ему об этом, и он легко согласился, но взгляд его был рассеянным. Я не сомневался, что у него есть собственные планы. У нас не было времени спорить.
Наступил момент, когда у Верити не осталось больше никаких причин медлить. Мы мало сказали друг другу, но я чувствовал, что больше говорить и не следовало. Все, что происходило сейчас, казалось мне неизбежным. Все было так, как сказал шут. Оглядываясь назад, я вижу, в каком месте его пророчества смели нас в этот поток. Никого нельзя винить. И никого нельзя назвать невиновным. Верити кивнул мне и пошел к дракону. Потом резко остановился. Он повернулся, расстегивая изношенный пояс с мечом, и подошел ко мне, слегка намотав пояс на ножны.
— Возьми мой меч, — сказал он. — Мне он больше не нужен. А ты, похоже, потерял тот, что я дал тебе раньше. — Он вдруг застыл, словно передумал. Потом поспешно вытащил меч из ножен. В последний раз он провел серебряной рукой по лезвию, и оно засверкало. Голос его был хриплым, когда он сказал: — Было бы невежливо по отношению к Ходд передать его тебе с таким затупленным клинком. Будь с ним бережнее, чем я, Фитц. — Он снова вложил меч в ножны и вручил мне. Его глаза встретились с моими. — И с собой будь более бережен, чем был я. Я любил тебя, знаешь ли. Несмотря на все, что я сделал с тобой, я любил тебя.
Сперва я не мог найти никакого ответа. Потом, когда Верити подошел к дракону и положил руки ему на лоб, я сказал:
— Я никогда в этом не сомневался. И вы никогда не сомневайтесь, что я любил вас.
Наверное, я до самой смерти не забуду эту его прощальную улыбку и взгляд, брошенный через плечо. Его глаза в последний раз обратились к королеве. Он крепко прижал руки к чешуйчатой голове дракона. Он смотрел на Кетриккен, когда уходил. На мгновение я ощутил запах ее кожи, ощутил вкус ее губ, гладкое тепло плеч в моих объятиях. Потом это слабое воспоминание исчезло. Для моего Дара и моей Силы они исчезли так, словно их «перековали». На какое-то страшное мгновение я видел пустое тело Верити. Потом он влился в дракона. Кеттл прислонялась к плечу статуи. Она исчезла еще быстрее, чем Верити, разлившись по чешуе бирюзой и серебром. Цвет хлынул на огромное существо и окрасил его. Никто не дышал, если не считать тихого поскуливания Ночного Волка. Величайшая тишина застыла под летним солнцем. Я слышал, как Кетриккен приглушенно всхлипнула.
А потом огромное чешуйчатое тело втянуло воздух в легкие — будто порыв ветра налетел на нас. Его глаза, когда он их открыл, оказались черными и блестящими глазами Видящего, и я знал, что ими смотрит Верити. Он поднял огромную голову на грациозной шее. Дракон потянулся, как кошка, сжимая и разжимая когти, подобрал лапы, и когти его глубоко прорезали черный камень. Словно парус, подхваченный ветром, расправились гигантские крылья. Он тряхнул ими, как коршун, оправляющий оперение, и снова сложил, прижав к телу. Хвост его хлестнул по земле, подняв в воздух каменную пыль и осколки. Огромная голова повернулась, взгляд требовал, чтобы мы восхитились его новым телом, как и он сам.
Верити-дракон двинулся вперед, чтобы представиться своей королеве. Рядом с его склоненной головой она казалась совсем крошечной. Она вся целиком отражалась в одном блестящем черном глазу. Потом он опустил перед ней плечо, приглашая ее сесть. На мгновение горе исказило ее лицо. Потом Кетриккен глубоко вздохнула и стала королевой. Она бесстрашно вышла вперед и положила руку на сверкающее голубое плечо Верити. Его чешуя была скользкой, и Кетриккен трижды чуть не упала, взбираясь ему на спину, а потом поползла и села верхом ему на шею. Старлинг с ужасом и восхищением посмотрела на меня и последовала за королевой. Я видел, как она заняла место за спиной Кетриккен и еще раз убедилась, что сумка с арфой хорошо держится.