Странствия Шута

Янтарь не могла видеть, но, возможно, она слышала дыхание Фрона и то, с каким трудом он шел столу и опускался в кресло. Слуга нагнулся к нему, предлагая чай или бренди.

— Чай. Пожалуйста, — затрудненное дыхание прервало просьбу, голос изменил ему. Я внимательно посмотрел на него. Глаза были ярко-синими, а голубые с серебром чешуйки -  запутанными и причудливыми. Они не вырастут, а останутся такими же приятными, как мех у трехцветного котенка. Витиеватые узоры на лице и обнаженных руках явно были продуманными и искусными, как хорошая татуировка. Но пурпурный оттенок дрожащих губ и темные круги под глазами определенно не являлись частью этой окраски. Фрон. Сын Малты. Не старый, а молодой, ставший старым из-за болезни.

Малта подошла к сыну и протянула руку, чтобы представить нас.

— Принц Фитц Чивэл, лорд Лант, леди Янтарь, я рада представить вам нашего сын, Эфрона Хупруса.

Я встал, сделал два шага и поклонился ему. Чем ближе я подходил к нему, тем громче звенел мой Уит. Он протянул мне руку, и я протянул навстречу свою. Он удивил меня, когда сжал мое запястье в стиле Шести Герцогств, как воин приветствует воина, и я ответил. И в момент, когда моя рука коснулась его кожи, и я осознал его, я вдруг испытал неведомое ранее чувство раздвоенности. Это было некомфортно, а он, кажется, даже ничего не почувствовал. Дракон и мальчик, мальчик и дракон звенели вокруг моих чувств так, что я едва мог стоять на ногах. И с этим раздвоенным ощущением появилось глубокое чувство неправильности, несоответствия, ошибки внутри его тела. Он слабел, задыхался, истощался от этой ошибки. Она нестерпимо звенела во мне, и я бездумно потянулся и прикоснулся к ней.

Мальчик ахнул. Его голова упала на грудь, он оцепенел, и мгновение мы стояли, не шевелясь, и, как в тисках, сжимая друг другу запястья. Я поймал его за плечо свободной рукой, когда он осел на меня. Я не мог освободиться, и тогда Скилл полился из меня в него.

Давней весной в горах мы с Ночным Волком стали свидетелями того, как прорвало ледяную плотину в ручье. С громовым ревом сдерживаемая ранее вода хлынула в ручей и рванулась с холма, и за мгновение белоснежный ручей стал коричневым от потока воды, сучьев и перевернутых бревен. Также и теперь в Скилл-потоке, который окружал меня и мешал добраться до Неттл, вдруг обнаружился открытый канал. Он тек через меня, мощный, чистый и полный созидательных возможностей. Скилл-наслаждение было настолько ощутимо, что заполонило мои тело и разум. Мальчик сдавленно всхлипнул, и, кажется, я тоже.

— Фрон! — закричала Малта, и в одно мгновение Рейн оказался на ногах.

Я дрожал, будто холодный ветер проносился сквозь меня, а тело Фрона четко вырисовывалось в моем сознании. Где-то на огромном расстоянии я почувствовал изумление королевы драконов Тинтальи. Разве это не ее человек формировался сейчас? Она оттолкнула меня с силой, с которой драконы умеют отталкивать людей, и я больше не чувствовал ее. Но Фрон поднял голову и почти прокричал:

— Что это было? Я чувствовал себя удивительно! — потрясенный, он добавил: — Я могу дышать без усилий! Мне не больно дышать! Я могу дышать и говорить! — вдруг он отпустил меня, шагнул назад и оказался в объятиях отца.

Сам я шатнулся в сторону. Лант удивил меня, прыгнув ко мне и поддержав под локоть.

— Что случилось? — выдохнул он, но я смог лишь качнуть головой.

Фрон вырвался из объятий Рейна и повернулся ко мне. Он набрал полные легкие воздуха и вдруг вскрикнул от чистого облегчения.

— Это был ты? — спросил он меня. — Я думаю, это был ты, но чувство было похоже на то, что делает Тинталья, когда приходит. Она не была здесь сколько, лет пять? Когда последний раз сформировала меня правильно, да, пять лет, — он согнул и разогнул длинные пальцы, и я догадался, что все, что она сделала тогда — восстановила его руки. Малта молча плакала, слезы текли по ее щекам. Фрон повернулся к ней, обнял и попытался заключить в объятия. Ему не удалось. Месяцы одышки ослабили его, но теперь он улыбался. — Мне лучше, мама. Лучше, чем в последние годы! Не плачь! Осталось еще что-нибудь поесть? Что-то, что я могу жевать и глотать, не задыхаясь? Что угодно, кроме супа! Все, что я могу кусать и жевать. Или хрустеть! Есть что-нибудь хрустящее?

Малта вырвался из его объятий, безумно смеясь.

— Я принесу тебе поесть!

И это было замечательно, когда королева Элдерлингов, бросаясь к двери, вдруг превратилась в обычную мать. Выскочив за дверь, она тут же закричала, требуя мяса и свежего поджаренного хлеба и чего-то еще, чего мы уже не расслышали.

Я повернулся и обнаружил позади Рейна, улыбающегося сыну. Король посмотрел на меня.

— Я не знаю, почему вы пришли сюда. И я не знаю, что вы сделали, хотя я чувствовал отголоски происходящего. Казалось, что это Тинталья, которая коснулась меня и превратила в Элдерлинга. Как ты это сделал? Я думал, только дракон может формировать нас подобным образом.