Странствия с моим гуру

Миновав съежившегося чокидара, который спал, завернувшись в дерюгу и сжимая в руке бамбуковую палку, я тихонько отворил дверь и проскользнул в дом. Уже на пороге я оглянулся: мне все время казалось, что за мной кто-то идет. Но кругом было тихо. Сквозь живую изгородь виднелись фигуры спящих, укрытых простынями. В свете фонаря серой тенью прошмыгнул шакал и, должно быть, почуял меня, так как его глаза блеснули фиолетовым огнем, он повернул ко мне треугольную мордочку и его поднятая лапка застыла в воздухе. Внезапно послышался отдаленный шум, хлопнула оконная рама, от заросшего терновником кладбища донесся порыв холодного воздуха. Шакала уже не было, его словно ветром сдуло, и он растаял во мраке.

— Это ты? Наконец-то, — услышал я голос жены.

— Почему ты не спишь?

Я вошел в ее спальню и уселся на кровати. Под потолком вращался вентилятор. В комнате стоял знакомый запах старой мебели и дезинсекталя, которым уборщик каждый вечер опрыскивал углы, истребляя москитов.

— Что-то не спится… Шакалы так завывали под окном, что даже ребенок проснулся. Ее нельзя оставлять одну — ведь это как-никак Индия.

— Она испугалась?

— Нет. Она сказала: «Мама, это, наверное, папа хочет нас напугать. Давай спать ему назло» — и сразу же уснула.

— Видишь, какая она умница. Спи.

Я погладил ее обнаженное плечо, теплое и влажное, и вышел на цыпочках. Изменчивый свет за окном заставлял гримасничать висевшие на стене тибетские маски. Я не стал включать электричества, ополоснулся под душем и лег без всякой одежды. Сквозь прикрытые веки я видел вращавшиеся лопасти вентилятора. «Вот ничего и не произошло. И никто не пришел…» — подумал я с неожиданным облегчением и даже не заметил, как уснул.

Утром меня разбудил плач на лужайке перед домом.

— Саб, — сказал повар, подавая на подносе «morning tea»[16] ночью там, у соседей, в постель к мальчику забралась кобра… Наверное, она хотела согреться, а мальчик во сне перевернулся и придавил ее. Кобра его укусила. Теперь вот родные забирают тело.

— Смерть, — подумал я, — неужели это и был тот гость, присутствие которого я подсознательно ощущал? Гость обычный здесь, часто желанный… Его приветствуют — ведь это дверь, открытая в новую, лучшую жизнь.

ИНДУССКИЙ ДЫНГУС [17]

Более опытные люди предупреждали меня заблаговременно, что в этот день лучше всего запереться дома и просидеть там до темноты. «Того, кто будет болтаться на улице, обольют красками, и он станет похож на попугая. Нельзя быть уверенным даже в собственных слугах, они ворвутся к тебе и, прежде чем ты успеешь выскочить из кровати, вымажут тебя краской».

Я отношусь к числу людей, которые, уж если забрались в Азию, то стараются жить в согласии со своим окружением, более того — в гармонии. В Китае я понял прелесть кантонской кухни и, конечно, ел палочками, как виртуоз. На Новый год накупил глиняных колокольчиков, из которых сыпались фонтаны огней, понатаскал охапки ракет и связки стреляющих «лягушек», шуму наделал больше, чем какой-нибудь коренной пекинец. Во Вьетнаме я бродил босиком по тропинкам в джунглях, ночевал в гротах, бросая спальный мешок на пласты помета летучих мышей, отрывал от собственных икр пиявок и, глазом не моргнув, проглатывал самогон из пальмового сиропа. Почему же в Индии мне не развлечься в день Праздника Весны?

Я был сыт по горло официальными приемами и смокингами. Хотелось почувствовать настоящий вкус этой удивительной страны. Все равно в Европе нас только из любезности причисляют к бедным родственникам, а в действительности считают азиатами. В таком отношении есть немного упадочного презрения и много, очень много вполне понятного страха перед потерей первенства. Чем же я рискую, смешавшись с веселой толпой? Но главное, если копнуть поглубже, так я действительно чувствую себя азиатом, а все эти римско-парижские напластования прекрасно можно уместить в предназначенной для заметок рубрике календаря «Орбиса»[18].

Уже за восемь дней до праздника разносчики с плоскими корзинами на головах начали продавать бумажные кулечки, наполненные красным порошком, а старый Сундарашива, который поставлял детям луки, пищалки и бумажных змеев, приготовил кучу хлопушек из бамбука, набитых жидкой красной грязью.

Моя дочь, выклянчив у матери еще одну рупию, производила таинственные закупки, пополняя боеприпасы и вооружение.

Повар Делу кротко предупредил меня, что, согласно обычаю, я должен буду первым пасть жертвой обрядов. Он же робко намекнул, что мэмсаб тоже следовало бы измазать и сбрызнуть красками, так как это приносит счастье на целый год.

Я подмигнул Каське, и она широко улыбнулась. Мы решили обеспечить себе счастье, пополнив свое снаряжение двумя клизмами для ведения огня на близком расстоянии и велосипедным насосом на случай, если придется стрелять дальше — вдогонку убегающим.

— Только прошу вас, — строго сказала жена, — чтобы все эти безумства устраивались вне дома. Я запираюсь, хочу сохранить здесь покой и порядок.

— Ну конечно, Марыся! Мы пойдем к шведам и к болгарам. И в Старый Дели тоже надо заглянуть. Вот где будет весело!