Словно побитые псы, клевреты последовали за хозяином. Молча, с застывшими лицами они ехали мимо своего вчерашнего товарища, нашедшего в себе силы порвать с прошлым и получившего право обвинить их в предательстве.
– Теперь вперед! – скомандовал Шаверни, обращаясь к своим новым попутчикам. – Держу пари, что скоро за нами будет выслана погоня.
Господин де Сент-Эньян, наклонившись в седле, дружески обнял Шаверни, а герцогиня протянула из кареты свою прекрасную белую руку, которой маркиз почтительно коснулся губами.
– Вы поступили безрассудно, – восхищенно произнесла она. – Но как же вы благородны!
– Я желал быть справедливым – и только, – ответил маркиз. – Когда видишь на дороге гадюку, лучше сразу же размозжить ей голову!.. Но сейчас я не собирался никого убивать: жизнь этого человека принадлежит Лагардеру.
До границы было еще далеко, поэтому все согласились не тратить времени на сон и ехать ночью. Через полчаса, подкрепившись в придорожной гостинице, маленький отряд продолжил свой путь.
Чтобы скоротать время, Шаверни рассказал все, что знал об Авроре и Лагардере. Его взволнованные слова, звенящие в ночной тишине, рождали в слушателях восхищение доблестью шевалье и пробуждали нежность и жалость к безвинным жертвам Гонзага.
Госпожа де Сент-Эньян была очень красива; слезы умиления, бежавшие по ее щекам, делали ее еще прекраснее. Она жадно ловила каждое слово Шаверни и постоянно прерывала его, чтобы высказать очередную похвалу самому маркизу, от которой тот мгновенно смущался, ибо изо всех сил старался умолчать о своей роли в описываемых им событиях.
Впрочем, будучи женщиной проницательной, герцогиня сразу же разгадала его уловку, и ее живое воображение легко восстановило те сцены, участником которых был маленький маркиз.
Настало утро. На горизонте вставало яркое зимнее испанское солнце. На фоне его золотого диска рисовались башни церкви Санта-Мария де Толоза. Граница была уже близка.
Внезапно позади раздался конский топот: шесть всадников, шесть полицейских офицеров, во весь опор мчались за каретой. Заметим, что в погоню за французским посланником из Мадрида было отправлено двенадцать человек, но у половины из них в дороге пали лошади.
От имени первого министра Альберони один из испанцев вручил де Сент-Эньяну приказ немедленно вернуться в столицу-
Посланник прочел бумагу и презрительно улыбнулся.
– Поезжайте и скажите кардиналу, – произнес он, комкая документ, – что я подчиняюсь только приказам его королевского высочества регента Франции!
– Нам велено, – пропустив мимо ушей слова герцога, произнес офицер, – помешать вам покинуть пределы Испании и, если потребуется, силой заставить вас вернуться в Мадрид.
Господин де Сент-Эньян и Шаверни немедля обнажили шпаги.
– Что ж, попробуйте, – ответил посланник; его вооруженные слуги встали у него за спиной.
Испанцы, выстроившись в шеренгу, преградили карете путь. Надо было вынудить их убраться с дороги.
– Последний раз прошу разрешить нам проехать, – обратился к ним герцог, – иначе мы будем иметь честь атаковать вас.
Никто из полицейских даже не шелохнулся; они были готовы отразить нападение.
Внезапно дверца кареты распахнулась, и оттуда выпрыгнула госпожа де Сент-Эньян. В каждой руке она держала по пистолету.
Один за другим раздались два выстрела. Старший офицер рухнул с продырявленной головой, а его товарищ, задетый пулей, соскользнул с седла на землю, причем нога его запуталась в стремени. Конь, напуганный выстрелами, галопом помчался по дороге. Волочащееся за ним тело подпрыгивало на ухабах, и скоро несчастный, издававший поначалу жуткие крики, затих.
Третий испанец упал, пронзенный шпагой Шаверни; прочие разбежались.
– Возвращаю вам комплимент, сударыня, – произнес Шаверни, помогая герцогине вновь занять свое место в карете. – Вы поступили безрассудно… но как же вы благородны!
Герцогиню куда больше обрадовали его слова, чем возможность продолжать путь.
– Сударь, надеюсь, вы не откажетесь поцеловать руку, только что державшую смертоносное оружие? – с улыбкой промолвила она. – Поблагодарите же меня за спасение!
…Вскоре маленький отряд подъехал к горному селению; герцогиня не пожелала ехать дальше и предложила остановиться в нем на отдых. Она очень нуждалась в покое, ибо ее никак не отпускало нервное напряжение, вызванное стычкой с испанцами.
Все-таки убийство противно женской природе, а воительницы вроде Жанны д'Арк являются редким исключением. Госпожа де Сент-Эньян действовала под влиянием минутного порыва, внезапно охватившего ее желания продемонстрировать свою храбрость тому, кто вчера явил ей образец дерзкой доблести и безрассудной отваги. Однако, садясь в карету, она с содроганием думала о том человеке, который был ранен ее выстрелом и погиб такой ужасной смертью.
Эта страшная мысль неотступно преследовала ее.