Странствия

Время шло, и в разных странах мира возникали все новые и новые фестивали, так что летом приходилось играть почти так же много, как зимой. Среди первых фестивалей был Эдинбургский, куда я впервые приехал, когда он проходил уже второй раз, в 1948 году, и для меня это было трижды знаменательное событие: родился Джерард, я вновь встретился с Бруно Вальтером и услышал великолепную игру Исаака Стерна и Уильяма Примроуза, исполнивших Концертную симфонию Моцарта для скрипки и альта. Через три года после появления на свет Гштадского фестиваля я стал еще и художественным директором фестиваля в Бате и занимал этот пост до 1968 года, а потом перенес свою деятельность в Виндзор, где работал на протяжении четырех лет. Все это дало мне возможность убедиться, что руководить фестивалем — истинный праздник. Солист слышит произведения, которые не привлекали его внимания раньше или не входят в привычный концертный репертуар, коллеги встречаются в удивительно дружеской профессиональной обстановке, работают по семнадцать часов в сутки, занимаются, потом бегут на собственную репетицию, на репетицию кого-то из коллег, на концерт, на встречу, и в конце фестиваля чувствуют, что словно бы заново родились и полны сил.

Бат — идеальное место для фестиваля. Попав в этот очаровательный английский городок, вы понимаете: надо, чтобы весь мир увидел, до чего он хорош. Как всегда случается в моей жизни, я открыл его возможности, оценивая для своих целей совсем другой город, и опять же, по обыкновению, нашел именно то, что мне было нужно, согласившись на высказанное мне предложение. Ранее фестиваль в Бате не слишком процветал; вероятно, кому-то со стороны приходилось стимулировать интерес к нему местных властей, а такие добрые волшебники находились нечасто. Когда фестиваль проводился на средства сэра Томаса Бичема, я играл с ним ля-минорный Концерт Виотти — это было мое последнее выступление с сэром Томасом и первое выступление в Бате, — но этим мой вклад в Батский фестиваль и ограничивался, пока в 1959 году Иэн Хантер, взявший на себя организационную сторону, не предложил мне заняться составлением программы. Его фантазия и его энергия вернули Батский фестиваль к жизни, и если он считал, что, возлагая на меня такую ответственность, он также дает мне возможность осуществить мои тайные мечты, то был совершенно прав.

Характер фестиваля определяется поставленной целью или композитором, в честь которого он создан, или личностью музыкального руководителя. Фестивали в Бате и в Виндзоре, когда ими занимался я, были именно последнего свойства. Здесь не существовало единого стержня при составлении программ, никто не ставил перед собой великой цели увлечь публику на тайный путь, открытый лишь посвященным, не пытался сделать фестиваль элитарным и тем самым ограничить доступ к участию в нем. Программы отражали мой жизненный опыт, мои вкусы и пожелания, а также представления о моей собственной ответственности перед современной музыкой и музыкантами. В них были моя семья, мои друзья и мое прошлое.

Бенджамин Бриттен и Питер Пирс помогли мне вдохнуть жизнь в мое Батское детище, как три года назад поддержали меня в Гштаде, только сейчас — и много раз впоследствии — кроме них выступали также Хефциба и Ялта, а среди исполненных вещей был до-мажорный Октет Энеску. Позже в фестивальные концерты внесли свою лепту другие члены моей семьи: Диана, Джереми, мой свояк Луис Кентнер и зять Джоэл Райс, Фу Цонг, который был в то время мужем Замиры, Альберто Лиси — мой первый ученик и коллега, очень близкий человек и почти член семьи. Я старался перебрасывать мосты через время и пространство и приглашал из Франции Надю Буланже, дирижера Пьера Монтё, моего друга виолончелиста Мориса Жандрона, с ним и с Хефцибой мы часто играли трио; из Индии — Али Акбар Хана, Рави Шанкара и других музыкантов; из Ирана Хоссейна Малека, который познакомил английскую публику со звучанием сантура; из Греции Джину Бахауэр, чья доброта и жизнерадостность всегда вызывали у меня воспоминание о голландских изразцовых печках, способных согреть огромное помещение; из России однажды приезжал Игорь Ойстрах, несколько раз — Рудольф Баршай с Московским камерным оркестром. Среди множества интереснейших событий, которые невозможно описать даже коротко, особенно выделяется замечательный эксперимент 1963 года — своеобразный музыкальный турнир, в котором Джонни Дэнкуорт, я и многие другие музыканты, джазовые и классические, импровизировали под управлением Раймонда Леппарда, а также играли сочинения Уильяма Руссо для скрипки и джазового оркестра.