Странствия

Король батов держал город Ашен в осаде двадцать три дня, в течение которых неприятель предпринял две вылазки, и ни одна из них не представила чего-либо примечательного, о чем стоило бы рассказать, так как с обеих сторон потеряно было не более десяти или двенадцати человек убитыми.

Победы и успехи на войне придают мужества и отваги обычно победителям, но случается и обратное: отважными становятся как раз побежденные, — они теряют страх и дерзают совершать дела, сами по себе весьма трудные и опасные. Таким образом, если в одном отношении победители выигрывают, в другом они могут проиграть. В этом я наглядно убедился на примере батов, ибо, когда они увидели, что ашенцы отступают, как войско, потерпевшее жестокое поражение, в них непомерно увеличилась дерзость и высокомерная уверенность, что никто не отважится посмотреть им в лицо. Ослепленные этим необоснованным убеждением, они два раза чуть было не погубили себя, пускаясь в слишком отчаянные предприятия.

Во время второй вылазки ашенцев баты отважно напали на них с двух сторон и, когда завязалась крепкая схватка, ашенцы притворились, что не выдержали, и стали отступать к укреплению, где несколько дней назад король батов забрал у них двенадцать орудий. Одни из батских военачальников самовольно последовал за ашенцами и, решив, что победа обеспечена, загнал неприятеля за вал, не имея на то ни разрешения, ни приказа. Но тут ашенцы повернулись к нему лицом и стали оказывать ожесточенное сопротивление. Как раз в то время, когда одни пытались ворваться в укрепление, а другие защищали вход в него, ашенцы запалили большую мину, которую заблаговременно подготовили. Мина взорвалась рядом с контрафорсом, сделанным из камня без раствора, и взметнула на воздух и начальника батов, и более трехсот его солдат, которые были разорваны на части. Грохот и дым от этого взрыва был так ужасен, что все это показалось подобием ада. Неприятель издал при этом оглушительный крик, и сам король ашенцев собственнолично вышел из города с более чем пятью тысячами амоков ^{74}и напал на батов с большой стремительностью. Пороховой дым еще был чрезвычайно густ, и никто друг друга хорошо не видел, поэтому между противниками произошла хоть очень жестокая, но беспорядочная схватка. Не берусь входить в подробности происходившего, скажу коротко, что за те четверть часа с небольшим, которые занял бой, полегло более четырех тысяч человек, причем большую часть потерял король батов. Последний немедленно отступил со всей остальной частью своей армии к холму под названием Минакалеу и занялся уходом за ранеными, которых, по слухам, было более двух тысяч человек, и это не считая убитых, которых, за невозможностью похоронить, побросали всех в реку.

На этом обе стороны успокоились на четверо суток, но на пятый день утром посредине реки против форта Пенакан неожиданно появилась армада из восьмидесяти шести судов, на которых развевалось множество шелковых флагов и вымпелов, слышались веселые возгласы и игра на струнных инструментах. Это повергло батов в великое смущение, ибо они не могли понять, кто это такие. Но за ночь их соглядатаи поймали пятерых рыбаков, подвергли их пытке, и они показали, что это вернулся флот, который два месяца назад король ашенцев посылал в Танаусарин ^{75}против Сорнау, короля Сиама ^{76}, и на котором, по их сведениям, находилось пять тысяч отборных воинов из лузонцев и борнейцев, а командовал эскадрой некий турок по имени Хаметекан, племянник каирского паши.

Получив эти сведения от рыбаков, король батов созвал совет, высказавшийся за то, чтобы при любых обстоятельствах возвращаться домой, не медля ни часа, ибо враг уже значительно превосходит его силами, а кроме того, ожидает подкрепление из Педира и Пасена, состоящее, по полученным сведениям, из десяти судов с иноземными воинами. Король согласился с этими доводами и в ту же ночь отступил, весьма опечаленный и разочарованный как неуспехом своего предприятия, так и своими потерями, превосходившими три с половиной тысячи человек, не считая такого же числа раненых и обожженных миной.

Прибыв через пять дней в Панажу, он распустил все свои войска, как батские, так и иноземные, поднялся вверх по реке на небольшой ланчаре, не пожелав взять с собой никого, кроме двух или трех человек, и удалился в некое место под названием Пашисару, в котором затворился на четырнадцать дней, предаваясь молитвам, в пагоде некоего идола, называемого Гинасеро — «бог печали», — подобно тому как в нашей церкви производят девятидневные молебствия.