Странный Томас

— Одд Томас, ты так и не зашел ко мне, чтобы взять пирожки, которые я тебе вчера испекла. С начинкой из шоколада и грецких орехов.

Тарелка с пирожками, прикрытая пластиковой крышкой, стояла на столе.

— Благодарю вас, мэм. Ваши пирожки — самые вкусные. — Я взял тарелку. — Хочу спросить… вы позволите мне взять ваш автомобиль?

— Но разве ты приехал не на нем?

Я покраснел сильнее, чем небо на горизонте.

— Да, мэм.

— Что ж, тогда ты его уже взял, — в голосе не слышалось и малой толики иронии. — Незачем просить дважды.

Я взял ключи с полочки у холодильника.

— Благодарю вас, миссис Санчес. Вы очень добры.

— Ты — милый мальчик, Одд Томас. Очень напоминаешь мне моего племянника Марко. В сентябре будет три года, как он стал невидимым.

Марко, как и остальные члены семьи, находился в одном из двух самолетов, которые врезались во Всемирный торговый центр.

— Я все думала, что он со дня на день вновь станет видимым, а прошло так много времени… Ты не станешь невидимым, Одд Томас?

В такие моменты мне ее очень жалко.

— Не стану, мэм.

Когда я наклонился и поцеловал ее в лоб, она обхватила меня за шею, посмотрела в глаза.

— Пообещай мне, что не станешь.

— Обещаю, мэм. Клянусь Богом.

Глава 45

Подъехав к дому, где жила Сторми, я не увидел, припаркованного автомобиля без опознавательных знаков, который принадлежал полиции Пико Мундо.

Судя по всему, автомобиль этот прислали сюда не для того, чтобы обеспечивать безопасность Сторми. Как я и подозревал, копы дежурили здесь в надежде на появление у дома Сторми разыскивающего меня Робертсона. Когда я приехал к дому чифа Портера, они поняли, что я более не со Сторми, и, вероятно, сняли наблюдение за ее домом.

Робертсон, заснувший вечным сном, находился под присмотром призрака молодой проститутки, но его убийца и прежний сообщник оставался на свободе. Этому второму психопату не было резона охотиться именно на Сторми, а кроме того, у нее был пистолет калибра 9 мм и решимость при необходимости воспользоваться им.

Перед моим мысленным взором по-прежнему возникала рана в груди Робертсона, и я не мог отвернуться от нее или закрыть глаза, как сделал в своей ванной. Хуже того, мое воображение перенесло смертельную рану с груди мертвеца на грудь Сторми, и я тут же подумал о молодой женщине, которая спасла меня от койотов, ее скрещенных руках, прикрывающих грудки и раны.

Так что расстояние от тротуара до крыльца я преодолел бегом. Взлетел по ступенькам, пересек крыльцо, распахнул дверь в холл.

Попытался вставить ключ в замочную скважину, уронил, поднял, открыл-таки дверь, ворвался в квартиру.

Из гостиной увидел Сторми на кухне и направился к ней.

Она стояла у разделочного столика рядом с раковиной, маленьким ножиком резала спелый флоридский грейпфрут. На доске блестела горка уже вынутых косточек.

— Чего ты такой взъерошенный? — спросила она, закончив с грейпфрутом и отложив нож.

— Я подумал, что ты умерла.

— Раз уж я жива, как насчет завтрака?

Мне хотелось рассказать ей о том, что кто-то подстрелил чифа, но слова я произнес совсем другие.

— Если бы я употреблял наркотики, то съел бы сейчас омлет с амфетамином[62] и запил его тремя чашками черного кофе. Ночью я практически не спал, а сегодня спать мне никак нельзя, да еще нужно сохранять ясную голову.

— У меня есть пончики в шоколаде.

— Пожалуй, с них и начну.

Мы сели за кухонный стол, она — с грейпфрутом, я — с коробкой пончиков и бутылкой «пепси», в которой хватало и сахара, и кофеина.

— Почему ты подумал, что я умерла?

Она и так волновалась обо мне. Я не хотел, чтобы ее озабоченность вышла за разумные пределы.

Если бы я сказал ей о чифе, мне бы пришлось рассказать о Бобе Робертсоне в моей ванне, о том, что на церковном кладбище я видел мертвеца, о событиях в церкви Шепчущей Кометы и сатанинской медитативной карточке.

Она бы захотела быть рядом со мной. Прикрывать меня своим пистолетом. Я не мог подвергать ее такой опасности.

Вздохнул и покачал головой:

— Не знаю. Я видел бодэчей. Их тут тьма-тьмущая. Так что жертв скорее всего будет много. Я боюсь.

Она предупреждающе нацелила на меня ложку.

— Только не говори, что сегодня мне лучше остаться дома.

— Я бы хотел, чтобы ты сегодня осталась дома.

— Что я тебе только что сказала?

— Что я тебе только что сказал?

Какое-то время мы молчали, скрестив взгляды, она жевала грейпфрут, я — пончик в шоколаде.

— Я сегодня останусь дома, если ты проведешь этот день со мной.

— Мы об этом уже говорили. Я не могу позволить людям умереть, если есть возможность их спасти.

— Я не собираюсь целый день сидеть в клетке только потому, что где-то бродит тигр.

Я выпил «пепси». Пожалел, что у меня нет кофеиновых таблеток. Хотелось поднести к носу нюхательную соль, чтобы очистить голову от тумана, который сгущался все сильнее: сказывался недостаток сна. Хотелось быть таким же, как другие люди, безо всякого сверхъестественного дара, без груза ответственности, который давил на плечи и пригибал к земле.

— Он страшнее тигра.