Странный генерал

Он достал из ящика письменного стола тонкую книжку. На обложке значилось: «Русская социально-революционная библиотека. Книга третья. Манифест Коммунистической партии Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Перевод с немецкого издания 1872 г. С предисловием авторов. Женева. Вольная Русская Типография. 1882».

Осторожно взяв брошюру, Петр не торопясь прочел заглавие и поднял на Петерсона настороженные глаза:

— Это где же такая «вольная типография»? Недозволенное, что ли, печатают?

— Догадлив! — Иван Степанович рассмеялся. — В Швейцарии, это в Европе, есть город Женева. Там группа русских революционеров издает литературу, которая в России действительно «не дозволена». — Он чуток помолчал, мимолетно глянул на Петра. — Вот что, братец. Подарю-ка я эту книженцию тебе. Маркс и Энгельс, авторы сей брошюры, скажу тебе, большие люди. Очень возможно, что именно они указывают единственно верный путь общественного развития… В общем, прочти.

Петр неуверенно полистал книжечку. На глаза попались какие-то незнакомые иностранные имена, непонятные, мудреные слова.

— А осилю?

— Осилишь, — твердо сказал Петерсон. — Что неясно будет — пиши. Да еще и встретимся, надеюсь. А?

— Век не забуду вашей доброты, Иван Степанович! — Голос Ковалева дрогнул. — Как отец родной вы нам…

— Ну-ну… — Петерсон неловко подергал бороду. — Пойдем-ка, братец, ужинать. Да и спать будем. Поезд-то рано утром…

Провожать их вышли всем домом. Петерсон ссудил молодых людей деньгами («Не милостыню подаю — заработанное получаете»), они купили одежду, белье и даже чемоданы. Загорелые, с отпущенными бородками, Петр — с трубкой в зубах, парни теперь почти ничем не отличались от коренных жителей страны. В кармане Ковалева лежало письмо Петерсона к Артуру Бозе, владельцу небольшого прииска в Клодо, пригороде Йоганнесбурга.

Им вновь предстояла жизнь золотодобытчиков.

Глаза Эммы были влажными: добрая женщина привыкла к этим старательным и покладистым русским, почти сроднилась с ними.

— Приезжай к нам, — шепнул Павлик, ткнувшись в грудь Петра. — Слышишь?

— Хорошего пути вам, Питер… и вам, Дик. — Старый Йоганн впервые назвал их запросто, по именам.

Петерсон молча пожал им руки.

Дороги сходятся в Йоганнесбурге

1

Каамо уже большой. Каамо почти взрослый. Он живет на земле пятнадцатое лето. Это совсем не мало.

Каамо много знает. Каамо много умеет. Он хороший помощник отцу.

Отец у Каамо хороший работник. Вон как ловко выколачивает он палицей шкуры. А Каамо так же ловко и быстро соскребает со шкур мездру. Они с отцом делают меховые каросы. Очень хорошая вещь карос. Днем — плащ, ночью — одеяло. Каждый хочет иметь карос. Очень хорошая вещь.

Карос делать нелегко. У Каамо устали пальцы. У отца, наверное, руки тоже устали. Они работают с восхода солнца. А теперь солнце влезло на пуп неба. И уже медленней бьет палицей отец.

— Все! — Отец отбросил палицу, обеими руками огладил редкую курчавую бородку. — Дай пива, — сказал он.

И мать тотчас разогнулась над жерновами, встала и пошла в хижину.

Пиво холодное, кружка большая. Красивая деревянная кружка на трех ножках. Отец сам ее вырезал. Он умеет вырезать много красивых вещей. Он все умеет.

— Отдыхай, — сказал отец Каамо.

И Каамо отложил скребок и лег на землю.

Мать принесла отцу табак и трубку, а сама стала варить кашу из молотого проса. Надо покормить мужчин. Хорошая будет каша из умбилы, вкусная.

Отец сделал небольшую ямку в глинистой земле, положил в ямку плоский камешек, на камешек — табак. Потом он палочкой продырявил глину возле ямки и разжег курево. Вот он взял в рот глоток воды, сполоснул горло и через дырку в глине потянул трубкой дым в себя. Затянулся, выплюнул дым вместе с водой. И опять глотнул, и опять затянулся.

Отец будет долго курить. Каамо будет долго отдыхать. Он будет лежать и думать.

Каамо задумчивый. Некоторые люди говорят: это плохо — быть негру задумчивым. А некоторые говорят — хорошо. Каамо не знает, плохо это или хорошо, только он уж такой, какой есть, — задумчивый.

Он такой, наверное, в отца. Вот отец сейчас курит и тоже думает. Каамо знает, о чем. Отец думает, куда им придется уходить из этих мест. Здесь нельзя больше жить. Англичане начали здесь рыть землю, у них будет рудник. Они взроют все поля, всю саванну, негде будет сеять просо, негде пасти скот. Надо уходить отсюда. А куда?

Отец говорил, они все время уходят и уходят. Неужели бессильны люди крокодилов — баквены? Каамо знает, раньше бечуаны были сильными и сытыми. У них были мудрые и справедливые вожди — Мокагин и сын сына Мокагина — Мотлума. По всей саванне пасли бечуаны свой скот и сеяли просо. Потом пришли белые — буры и англичане, — погнали негров, и сначала было куда уходить, а теперь не стало.

Там, где всходит солнце, за рекой Крокодиловой, — буры. В другую сторону, на закат, — сухая, бесплодная пустыня Калахари. На юге — Капская колония англичан. И на севере, в жарких, душных лесах Матабеленда, гремят английские ружья. И вот уже здесь… Куда пойти бечуанам?