Странный генерал

– Их стрелять не надо. – Отвернувшись, Ян смотрел куда-то вдаль. – Их надо беречь. Мало осталось. – Он вздохнул – жалостно, как-то даже не по-мужски.

Из ближних кустов сексеверии вынырнул Чака. Удивительно, как он продирался сквозь ощетинившуюся миллионами колючек поросль, умудряясь не оставить следов на полуобнаженном теле. Чака бежал за конными, но был свеж и бодр, как и два часа назад. По глазам было видно, что у него есть какая-то новость. Приблизившись, он сказал негромко и значительно:

– Мучочо.

– Белый носорог? – насторожился Ян.

Чака кивнул.

– Там, за кустарником.

В Яне вспыхнул охотничий азарт.

– Питер, он сам идет на нас!.. – Коуперс подобрался, рука легла на курки ружья. – Заезжай по этому краю кустов, я по тому… Ветер оттуда. Это хорошо, но у носорогов превосходный слух. Надо потише. Будь осторожней, Питер. Имей в виду, этот негодяй может броситься без всяких предварительных переговоров. Чака, ты лучше останься здесь, мы все-таки на лошадях… Двинулись!

Петр дал коню шенкеля, обернулся – Чака бежал у крупа его лошади…

Носорога Петр увидел неожиданно, поворачивая у закраины кустарника. Как серая каменная глыба, стоял он, опустив голову с толстыми могучими рогами. Он был совсем близко; в какой-то миг Петр заметил сторожко развернутые уши животного и маленькие, упрятанные в броню грязно-белесой кожи глаза.

Петр натянул поводья, и в то же время носорог ринулся вперед.

Все дальнейшее измерялось долями секунд. Ведь нападающий носорог развивает скорость около семидесяти километров в час, за секунду туша весом в две тонны пролетает почти двадцать метров.

Когда и как Чака выскочил вперед, Петр не видел. Вскидывая ружье, он лишь каким-то шестым чувством уловил, как с грозной силой черная пружина метнула боевой ассагай. Может быть, это был лучший бросок Чаки. Острый наконечник копья вонзился в морду зверя. Тонко, всхлипывающе всхрюкнув, носорог на скаку мотнул головой, но направления не изменил. Он мчался прямо на Чаку. Конь мелко дрожал под Петром. Петр не видел мушки, видел только глаз носорога.

Выставив вперед жалкий, ненужный щит, замер Чака, окаменевший, обреченно-бесстрашный.

Петр нажал один спусковой крючок и сразу же второй. Выстрелы слились. Носорог на всем ходу рухнул на колени, перевернулся, и громадная серая туша распласталась в трех шагах от помертвевшего Чаки.

В тот же момент что-то страшно и гнусно хлюпнуло под Петром, и его подбросило в воздух. Падая, он неуклюжим рывком повернул голову и увидел мелькнувшую под ним спину второго носорога.

Шмякнувшись о землю, Петр вскочил. Носорог разворачивался для новой атаки. Сбоку грянул резкий винтовочный выстрел. Зверь упал.

Билась в предсмертных судорогах лошадь Петра с вывороченными внутренностями. К ней подъезжал с опущенной винтовкой Ян. Ноги Петра, забрызганные кровью, дрожали и подгибались.

Звонко, слишком звонко трещали цикады…

…Для жителей негритянской деревушки это был двойной праздник. Они не только избавились от опасного врага, но и получили много-много мяса. И стар, и мал облепили носорогов и ловко орудовали ножами, кромсая туши. Тут же горели костры. Насадив куски на заостренные палки, мясо жарили. Женщины принесли из деревни большие плетенки с кукурузным пивом.

Солнце уже падало в облака за вельд, последними лучами освещая пеструю картину. Бойко пылали костры, возле них кучками сидели негры. Ели, пили, смеялись. Одеты они были вразнобой. Кое-кто из мужчин прикрывал тело лишь набедренными повязками, но большинство было в брюках и рубахах. Бечуаны вообще имели пристрастие к европейской одежде. На вожде, еще не старом, но тучном мужчине, красовались сапоги, франтоватый котелок и поношенный полицейский мундир, на который сверху, несмотря на жару, был наброшен карос из шкурок шакала. Женщины щеголяли каждая в нескольких пышных передниках из травянистых циновок или яркой ткани, многие подвязали куски материи под мышками. Почти на всех были бусы и нитки с нанизанными косточками плодов, крупными семенами и ракушками. Меж костров бродили тощие лохматые собаки из деревни. Детишки то и дело затевали озорную возню.

Ян и Петр вместе с Чакой, Мангваэло и Каамо сидели у костра вождя Кулу. Им подавали лучшие куски, и две женщины специально для белых пекли пресные лепешки на раскаленных камнях; негры предпочитали есть мясо без хлеба. Ян разливал бренди из бутылок, прихваченных им в лагере, к величайшему удовольствию толстяка Кулу. Вождь оказался разговорчивым и почему-то особое внимание уделял Петру, то и дело дружески похлопывая его по плечу.

Негры из каравана смешались с жителями деревни. Из настороженных, забитых молчунов они превратились в простых веселых людей: рядом не было ненавистного Мора. Почти все они были тоже бечуаны, но разных племен. Здесь были: батлапины – люди рыбы, баквены – люди крокодила, банагас – люди змеи, бакатлас – люди обезьяны, батаус – люди льва. Для каждого племени «свое» животное священно. Знакомясь, бечуаны не спрашивают, какого ты племени, они спрашивают, чей танец, чью бину ты танцуешь – змеи, рыбы, льва?