Странный бал

- Соблазнитель!…- воскликнул генерал, улыбнувшись в свою очередь.- Перестань, греховодник! - продолжал он,- хоть ты и резов на слово, но как бы то ни было, любезнейший, а я все-таки пойду домой, дочитаю одиннадцатую главу Книги Бытия и потом, оградись крестным знамением, лягу спать,- и верно засну, с божиею помощью.

К великому удивлению генерала, разговаривавшего, как мы уже сказали, под фонарем с Вельским, он приметил, что этот последний сделал ему какую-то ужасную гримасу и что какой-то туман начал его скрывать от глаз его, сквозь который едва приметное одно только лицо Вельского светило как пламень пожара при застилающем его дыме. Генерал протер себе глаза, чихнул несколько раз, почувствовав под носом серный запах, и, между тем как мысленно приписывал он причину этой странности преследовавшей его скуке, Вельский снова представился глазам его в обыкновенном своем виде.

- Ахти, господи-Христе-Иисусе! - воскликнула изумленная Матрена Прохоровна, перекрестившись невольно.

- Ну, отец мой Сергей Сергеевич, что-то будет далее?

- Да, любопытно знать,- прибавил Савва Трофимович,- что окажется далее?

- Я не буду без нужды,- продолжал путешественник,- входить в подробности разговора Вельского с генералом. Скажу только, что неотразимое красноречие Вельского наконец восторжествовало и он убедил генерала пойти с ним на вечеринку.

Дорога была не долга: стоило только с тротуара набережной сделать несколько шагов через улицу.

Красивая и освещенная лестница, на последней площадке которой стоял гипсовый рогатый Сатир колоссальной формы, вела в третий этаж того дома, куда пришли генерал с Вельским. Войдя в переднюю, генерал с трудом перевел дух, почувствовав в груди сильную одышку.

Лакеи встали, и один из них, в галунах и красной ливрее, снял шинель с генерала и плащ с Вельского.

Генерал и Вельский вошли в залу, где мужчины, на нескольких столах, играли в карты - статские, военные, придворные. Восковые свечи на ломберных столах горели в серебряных шандалах и, отражаясь в хрустале зеркал, украшавших простенки, представляли какую-то мечтательную галерею других фантастических гостей, со всеми их телодвижениями, или, лучше сказать, одушевленную космораму существ оптических или идеальных. Вельский представил генерала хозяину, вошедшему в эту самую минуту из гостиной в залу, человеку уже более чем средних лет, почтенной наружности, с звездою на груди и с знаком отличия беспорочной службы на ленточке храбрых.- При сих словах Савва Трофимович, с видом самодовольства, посмотрел на третью петлю левой полы своего фрака, где на Владимирской ленточке рисовался золотой дубовый венок с четырьмя десятилетиями посредине.- "Я должен сказать вам,- продолжал путешественник,- что почтенный хозяин жаловался, однако ж, что его обочли годами по формуляру".

- Конечно, еще по новости и при самом начале,- сказал Савва Трофимович, чистя обшлагом свой знак отличия беспорочной службы.

- Без сомнения,- отвечал путешественник и продолжал далее.- После обыкновенных с обеих сторон учтивостей, извинений на счет туалета, нисколько не соответствовавшего бальной вечеринке, и благодарности за честь посещения, хозяин ввел генерала в гостиную, где сидело несколько разряженных женщин по последней парижской моде, и представил жене своей, молодой и прекрасной даме, одушевлявшей беседу своею любезностию.

- И верно говорил по-французски? - сказала Пелагея Саввишна.

- Какой вопрос, мой ангел! - прервала старшая ее сестрица.- Разумеется, по-французски, потому что в хороших обществах не говорят по-русски, да это и не в тоне. Не правда ли, Сергей Сергеевич, что верно ведь говорили по-французски?

- Без всякого сомнения,- отвечал путешественник,- вечеринка была одною из лучших и самая блистательная.

- Ах, вы мои зяблицы!…- воскликнула Матрена Прохоровна.- Ну, отец мой Сергей Сергеевич, хозяин с генералом вошли в гостиную…

- Да,- продолжал путешественник.-Тысячию любезных учтивостей прелестная наша хозяйка увила признательность свою генералу за то неожиданное удовольствие, которое доставлял он им своим знакомством. В самых блистательных цветах французских фраз благодарила она гостя, который, худо понимая по-французски или, лучше сказать, вовсе не понимая и, следственно, всегда охотнее объясняясь на языке отечественном, должен был, к сожалению, отвечать по-русски и складывал всю вину на Вельского…

- Quelle horreur! {Какой ужас! (фр.) } - прошептала вполголоса Степанида Саввишна.

- Напротив, генерал,- отвечала хозяйка (продолжал путешественник),- Вельскому-то именно я и должна быть благодарна,- и бросила такую улыбку на молодого человека, от которой запрыгало бы и оледенелое сердце анахорета.- Наконец, генерал,- сказала она,- прошу вас быть без церемоний как дома: никогда не бывали вы на такой дружеской и единодушной вечеринке.

- Как нравится вам хозяйка, генерал? - спросил Вельский.

- Она очаровательна; что за глаза, какие розы в щеках, зубы как жемчуг; а улыбка, любезнейший!…

- О! да это поэзия, генерал!

- Поневоле будет поэзия, любезнейший, как поцелуешь такую нежную и пухленькую ручку…