Странные истории

В коридоре был ремонт, и она помнит лежащий гвоздодёр и идущего мимо ухмыляющегося убийцу. Мысль у неё сработала моментально, остановить её никто не мог, до гвоздодёра было три шага и пять шагов до уходящего врага. Она хорошо помнит его бритый затылок и мясистые маленькие уши на большой голове. Почему она тогда этого не сделала? Зло должно быть наказано. Почему в тот благоприятный момент для мести у неё отнялись ноги и она, кусая губы от ярости, опустилась на стул, пожирая взглядом удаляющийся затылок. Да, мозг и сейчас продолжал требовать справедливого возмездия и, опустошённая горем душа, не находила в себе сил бороться за справедливость, не могла она освободиться и от гнетущей тяжести – потери близкого человека. Всё было больно, куда не ткни – везде рана.

– Как зовут- то тебя, милая? – спросила старушка, когда женщина, сидя на дощечке, немного успокоилась.

– Мария,– послышалось в ответ.

– Вот и хорошо, вот и прекрасно, а меня Валей зовут, Валентина Михайловна ,– добавила старушка, видимо, сопоставив возраст. Обе немного помолчали. – Ты, Мария, на Бога – то не надо. Он поругаем не бывает. А вот о себе и о сынишке подумать требуется, законы жизнеустройства никто не отменял. Эвон, какой у тебя богатырь! – и она кивнула на Андрюшу. В это время тот перестал копать и пристально посмотрел на мать и на незнакомую тётю. – Скажи – как тебя зовут?,– обратилась Валентина Михайловна к мальчику.

– Андрюша,– произнёс тот, чётко выговаривая каждую букву.

Похвала сыну подействовала на Марию и она сквозь слёзы улыбнулась.

Мальчик улыбнулся тоже, отчего на его щёчке образовалась небольшая симпатичная ямочка. У Валентины Михайловны спёрло дыхание – как же он был похож на её сына в таком же возрасте: большой лоб, безмятежный взгляд, и эта ямочка на правой щёчке… У сына была точно такая. Валентина Михайловна усилием воли справилась с нахлынувшим на неё чувством и сказала:

– Запомни, Мария,– у тебя есть сын, это всё. Тебе есть, для кого жить.– Тут она запнулась, губы у ней задрожали. Мария почувствовала, что у новой знакомой тоже проблема. Она поняла, что с её сыном тоже что-то случилось. И, возможно, в этом возрасте.

– Вы, глядя на Андрюшу, вспомнили своего сына?– спросила Мария.

Валентина Михайловна кивнула,

– Да вспомнила, его тоже звали Андреем и он был как две капли похож на твоего сына.

– Вы потеряли сына в этом возрасте?

– Да нет, мой вырос, а в 20 лет его не стало,– и добавила,– сердце остановилось.

– Может быть, внуки есть? – участливо спросила Мария.

– Он не был женат.

– Так и что, что не был, а вы бы друзей поспрашивали. Современная молодёжь, она ведь другая, у неё всё проще.

– У Андрея не было проще, у него было всё сложнее,– задумчиво ответила старушка и добавила,– да, я интересовалась, спрашивала, на меня глаза квадратные: «Что? У Андрея? Вы своего сына, мамаша, не знаете». Только я знала своего сына, очень хорошо знала, но мне очень хотелось и я не удержалась. Девственником он был, девственником и скромником,– заключила она.

– Да, страшно вот так. А если б был внук или внучка, это уже другое дело…

– Нет, так было бы всё просто,– сказала старушка,– а Господь ведёт нас своими путями, он нас испытует и показывает нам, как надо… Если бы было так, был внук или внучка, то было бы всё очень просто. Я бы сейчас на это не согласилась.

Мария, подумав, что Валентине Михайловне этот разговор неприятен, спросила:

– Вы сейчас уходите?

– Не, не ухожу,– старушка отрицательно покачала головой.

Она никогда не уходила с кладбища рано. Она приходила, как и некоторые её знакомые, на весь день. Её самые счастливые минуты жизни были здесь, на кладбище. Сначала, после смерти сына, она была здесь по велению скорби. И эта сила была столь велика, что буквально приковывала Валентину Николаевну к надгробию. Ей казалось, что свет померк и жизнь остановилась. Ничто не радовало её, ничто не могло взогреть её улыбку.

«Жизнь кончена,– думала она,– зачем она мне, совсем одинокой и несчастной. Разве теперь я нужна в этом мире? Зачем этот мир? зачем в нём я?» – думала она. А потом, потом стало всё не так. Да, счастливые минуты жизни, были здесь, на кладбище, они переместились сюда из страшного в неудержимом беге города и мира. Здесь можно было полностью отрешиться от него с его страстными законами выживания и страшным оскалом зубов наживы и выгоды. И потому кладбище – это был её мир, её пансионат для отрезвления души. «В общем, кладбищенское пространство, этим и ценно,– думала она,– что делает человека более свободным и разумным. Люди в мире похожи на взмыленных коней, которые тяжело водят боками и испуганно фыркают, когда их ведут в конюшню. А там, в тёплой конюшне, в стойле они, уткнувшись мордой в колоду, будут стоять, успокаиваясь и мерно пережёвывая овёс».