Странность

Еще одним постоянным клиентом был Артур Льюис, отец Бренды. Этого высокого и угловатого чернокожего мужчину любили за его непринужденную манеру общения и потому, что он работал возчиком, перевозил товары между Нью-Галвестоном, Дигтауном и Броулис-Кроссингом. Видимо, так он и накапливал самую разную информацию и сплетни, часть которых разносил по городу, а часть пересказывал только своей жене, когда думал, что Бренда крепко спит.

Мистеру Льюису, как и многим беднякам, прилетевшим на Марс, не выделили собственного модуля, поэтому он с семьей поселился в стремительно растущем массиве маленьких, построенных вручную домов, возникшем с южной стороны города, где почва была непригодна для земледелия и выпаса скота. Те из нас, кто продолжал жить в серебристых модулях, называли этот район Корнями, и это имя было одобрено правительством как знак того, что Нью-Галвестон все сильнее укрепляется на планете. Это было что-то вроде нашего собственного миниатюрного Дигтауна.

Тем вечером мистер Льюис заговорил со мной, когда я поставила перед ним тарелку:

– Ты как, Анабель?

– Нормально, – ответила я. И подумала, не рассказала ли ему Бренда, как я сбежала из школы, и не пожалуется ли он папе.

– Бывает очень страшно, когда в тебя целятся из револьвера.

– Я не боялась, – сказала я.

– Правда?

– Это весь остальной город боится. – Я вспомнила, что Бренда назвала мне имя женщины, сопровождавшей Сайласа. Салли Милквуд. Мне хотелось бросить это имя на стол перед мистером Льюисом и посмотреть, как он отреагирует. Но я придержала язык.

Он поворошил вилкой капусту и сказал:

– Что ж, может быть, ты и права. Но, возможно, боится он не того, о чем ты думаешь.

– Как скажете, мистер Льюис, – ответила я и оставила его наедине с едой. У меня не было настроения слушать демагогию взрослого мира. Никто не умеет придумывать оправдания собственной несостоятельности быстрее взрослых. Я поклялась себе никогда не попадаться в эту ловушку.

А еще к нам заглянули шахтеры из Дигтауна. Тем вечером их было трое. Они заняли столик у окна, их голоса были грубыми и громкими. Шахтеры стали в закусочной редкими гостями с тех пор, как прекратились рейсы на Землю. Так скоро после ограбления, которое слухи связывали с Дигтауном, их присутствие казалось зловещим.

Других клиентов было хорошо если полдюжины. Дела шли вяло. Папа тихо трудился за стойкой вместе с Ватсоном, неловко поддерживал беседу, если ее заводили клиенты, но по большей части молчал. От него словно бы исходил запах обреченности; может быть, поэтому в тот вечер люди к нам и не заглядывали. Они избегали «Матушку Землю», как избегают смертельно больных.

Пока папа обжаривал лук на гридле, я рассказала ему о том, что прогуляла половину уроков; мне хотелось, чтобы он услышал об этом от меня, а не от мистера Льюиса или какого-нибудь другого сплетника.

– Мне не понравилось, о чем болтали Бренда и Дотти. Бренда говорит, что женщину, которая к нам вломилась, зовут Салли Милквуд. Говорит, она возчица, как отец Бренды, но ездит дальше, чем он. Я думала, дальше ничего и нет. Это правда?

Он ничего не ответил.

– Если мы знаем, как ее зовут, почему шериф не поедет и не арестует ее?

– Все не так просто, милая.

– Нет, просто. Он – шериф, она – преступница. Ничего проще и быть не может!

Папа продолжил молча переворачивать лук на гридле.

– Это еще не все. Дотти говорит, ее родители считают, что мы врем. Якобы нас и не ограбили вовсе, а мы просто так сказали, чтобы спрятать еду. Почему они так говорят?

Он опять ничего не ответил.

– Поэтому я и сбежала.

– Откуда сбежала?

– Из школы. Из-за этого я сбежала из школы.

– Что ты сделала? – он уставился на меня в очевидном замешательстве.

– Ты что, меня не слушаешь?

Папа отложил лопатку. Вокруг него колыхался дымок от жарящегося лука.

– Расскажи мне еще раз.

– Забудь. – Я вышла из-за стойки. Я ждала, что он велит мне вернуться, но не дождалась. Вместо этого я снова услышала, как лопатка скребет по металлу, а потом громкий треск, когда папа бросил что-то во фритюрницу.