Странница

— Но ты ведь выжила. Сколько еще таких, как ты?

— Двенадцать. Женщины, дети. Все теперь рабы. Нас привезли сюда и сказали, что мы должны поклясться в верности Жрецу Луны.

— Видишь, ты все сделала правильно и осталась в живых. И помни, что надежда умирает последней.

Ее улыбка была как царапина на слоновой кости, как безобразная трещина, испортившая прекрасную вещь.

— Мне первой велели поклясться, потому что я была самая старшая. Ты прав, Мэтт Конвей, — я все сделала правильно. Я отказалась признавать Жреца Луны и его черную веру.

Конвей не мог смотреть на искаженное страданием лицо девушки. Он отвернулся, сгреб свою одежду и начал одеваться. Еще тише, чем прежде, почти касаясь его уха губами, рабыня прошептала:

— Ты можешь нам помочь, Мэтт Конвей? Нас семеро пленников, оставшихся в живых. Говорят, Каталлон боится Жреца Луны. Он ненавидит его воина, Лиса, того, с кем ты пришел. Ты помогал Жрице Роз Сайле и моим людям. Пожалуйста, если начнется борьба между Каталлоном и Жрецом Луны, помоги нам бежать отсюда.

Конвей ответил, продолжая натягивать брюки:

— Я не могу. Все должно измениться к лучшему. Посмотри, ты отказалась признать Танец-под-Луной, и они не убили тебя. Конечно, было бы хорошо, если б тебя освободили, не заставляя здесь работать. Но с другой стороны, не так уж сурово они здесь обошлись с тобой.

Девушка наклонилась, нащупывая свою корзину. Выпрямившись, она неуверенно вытянула вперед руку и коснулась груди Конвея. Она сказала:

— Я понимаю. У тебя свой путь. Я только надеялась… но это не важно. До того, как я отвергла культ Луны, у меня были карие глаза. И я не была слепой.

Девушка подошла к двери и скрылась за ней, а Конвей все еще не мог восстановить перехватившее дыхание.

На своей кушетке зашевелился Лис. Конвей резко окликнул его и сказал, что хочет вернуться в свой шатер. Дружелюбно настроенный сонный Лис стал быстро одеваться. Выйдя из шатра, Конвей подумал, что неплохо бы еще стать под струю воды и попытаться напрочь смыть звучавшие в ушах слова девушки.

Однако времени на это уже не было. У входа в шатер их встретил сердитый голос Каталлона. Глаза на гневном лице правителя глядели каким-то веселым блеском.

Жестом отпустив Лиса, Каталлон обратился к Конвею:

— Вот и славно, что ты смыл грязь и готов к встрече с чистой правдой. Испытание будет прямо сейчас. Для тебя и Отраза.

Глава 84

Внешние стены шатра Жреца Луны были изготовлены из двойного слоя войлока. Белый внешний слой отражал свет и жару. Клапаны на потолке позволяли быстро собрать импровизированные воздухозаборники, позволявшие улавливать малейший ветерок. Остальные служили для отвода тепла. Внизу войлок был скатан на высоту человеческой ступни; прохладный воздух поступал через эту щель и, нагревшись, поднимался вверх, создавая освежающий ветерок. Внутри было светло; казалось, что свет усиливается, отражаясь от множества серебряных лунных дисков, украшающих стены.

Конвей одиноко стоял в комнате, которая, по его прикидкам, была площадью добрых двадцать квадратных футов. Из-за войлочных стен доносился приглушенный гомон толпы.

Там собирались кланы и племена воинов Летучей Орды.

Испытание. Еще один способ доказать свои способности.

Но кому? Больше того, зачем?

Конвей знал, что убийство не имеет ничего общего с мужеством. Почему же тогда он так нервничает? Когда он спас Налатана, расстреляв при этом разбойников, словно бумажные мишени, то ликовал, обладая могуществом, почти равным божественному. Люди вдалеке спотыкались и падали, скорее простые призраки, чем создания из плоти и крови.

Теперь он стоял в текучем, переменчивом свете шатра и чувствовал дикий и пугающий пыл в крови. Он хотел увидеть Отраза. Хотел увидеть его лицо в момент, когда тот почует свою смерть. Он хотел почувствовать, как его собственная жизнь колеблется на чаше весов.

Жизнь не настолько пуста, чтобы потерять всякую ценность, говорил себе Конвей. Когда погибла Ти, его жизнь потеряла смысл, но эта же самая потеря обязывала его жить.

Ланта.

Он подумал о ней и тут же разозлился на себя за то, что забыл об ее ответственности за все это. Он решил для себя, что впредь будет внимательнее к таким вещам. Ему было стыдно за то, что он хоть ненадолго прекратил обвинять ее, даже если это произошло из-за стресса, связанного с судилищем.

Какой-то шум прервал размышления Конвея. Через поднятый рабом полог в шатер вошел Жрец Луны. На рабе была белая рубаха и свободные штаны, от правого плеча к левому бедру по рубахе диагонально сбегала черная полоса, на штанах она продолжалась от бедра к икре ноги. Когда раб повернулся и отпустил полог, Конвей заметил, что этот рисунок повторяется и на спине.

На Жреце Луны был все тот же белый с серебром халат и белый тюрбан. Он приветливо улыбался. Выражение его лица буквально кричало о какой-то тайне, на нем было написано то удовольствие, какое дает знание, недоступное другим.

Это неожиданное появление и странная улыбка вселили в сердце Конвея непонятный страх. Он с трудом поборол желание кашлянуть или хотя бы сглотнуть.