Странно было слышать эти слова, когда берега нет и в помине. Потом дядя Док объяснил, что цитировал нам стихи поэта Теннисона.
Дядю Стю («У-Меня-Не-Бывает-Морской-Болезни») подкосила морская болезнь. Он пожелтел и ослаб, мы подменяем его на вахте и молимся, чтобы самим не слечь.
Сейчас час ночи, волна снова залила кокпит, начинается моя вахта. Пожалуйста, пускай ветер утихнет.
48. Ночь
Выловит ли кто-нибудь из моря мой непутёвый дневник? Узнает ли мама, что с нами стало?
Мама, вчера мы пытались поймать весточку от тебя. Мы тебя любим.
Если бы я мог начать жизнь сначала…
Дня больше нет. Тянется одна бесконечная ночь.
Чтобы услышать друг друга, нам приходится кричать что есть силы — только так можно перекричать ветер. А мне хочется шептать о чем-нибудь хорошем. Но времени нет. Мы постоянно боремся с ветром.
Прошлой ночью мне приснилась Софи. Поэтому утром я спросил дядю Дока, знает ли сама Софи, что случилось с ее родителями.
— В некотором смысле Софи знает это. Но насколько четко она это осознает? На это может ответить лишь она сама, — сказал дядя Док.
Еще я спросил, почему никто не говорит нам об этом, почему бы не рассказать все мне или Брайану?
— Пока не время. И, может быть, Софи сама нам расскажет. Ведь это ее история.
49. В вихре
Коди, дядя Док и я заступили на вахту примерно в час пополуночи. Мне показалось, что шторм начинает успокаиваться, появилась надежда, что по окончании вахты мы передадим «Странницу» в руки дяде Мо, Стю и Брайану при более спокойном море.
— Всюду тьма, только бури пронзительный вой! — прокричал дядя Док.
— Это тоже стихи? — спросила я.
— Точно, — кивнул дядя Док.
Мы простояли на вахте почти час, когда Коди крикнул мне:
— Сьерра-Оскар! Ваше высочество — где оно?
Я тупо смотрела на него. Должно быть, сильно уши заложило. Что такое он кричит? Коди снова крикнул, подергивая за пояс:
— Ваше высочество!
Я потрогала голову: уж нет ли на мне короны? И сделала реверанс. Наверное, Коди затеял новую игру. Покинув пост, он спустился в каюту, и, когда Коди подошел ко мне, я увидела, что он принес мой страховочный трос. Ох, ведь это он кричал мне: «Пояс страховочный», а мне послышалось: «Ваше высочество». Как глупо получилось. Коди застегнул на мне страховочный пояс и строго наказал:
— Ты должна носить его, Софи. Обязана.
— Ладно, море-то успокаивается. Все будет в порядке, — отмахнулась я.
— Ничего не в порядке, Софи. Не снимай пояс! Море, кажется, решило дать нам передышку, ветер утих на час-другой. Я следила за тем, как умело Коди работает на палубе. В одну минуту он установил парус по ветру, в следующий момент подтянул линь, закрепив свободный край паруса, повернулся к следующему.
Дядя Док управлялся с парусами по другую сторону палубы. Они двигались с обманчивой легкостью, словно волны не раскачивали «Странницу». Их действия походили на игру, а движения напоминали грациозные балетные па.
Около половины четвертого утра, за полчаса до окончания нашей вахты, ветер и волны разыгрались с прежней силой. Дядя Док был на кокпите, Коди у руля, я сидела у крыши кабины, следя за волнами, вздымавшимися за кормой, чтобы предупреждать Коди о приближении особенно высокой волны.
В тот момент, когда волна поднимается на дыбы, я всякий раз чувствую слабость и тошноту, не столько от качки, сколько от страха, что она перевернет яхту. Вдруг в отдалении я увидела волну, которая сильно отличалась от прочих. Она была намного выше других, не меньше пятнадцати метров, и не темная, как остальные. Белая от основания до верха, Волна вся состояла из пены, словно только что разбилась. Секунды две я смотрела на нее, пытаясь сообразить, что происходит, и вот волна уже нависла над нами. Невероятно, но она все еще продолжала расти, вся покрытая пеной.
— Коди! Оглянись! — крикнула я изо всех сил.
Он обернулся, быстро посмотрел на волну и упал, свернувшись клубком и обхватив голову руками.
Большая часть волн, разбивавшихся над нами, заливала кокпит пеной со стороны кормы. Но эта была непохожа на другие. На ее верхушке образовалось завихрение, отчетливо различимое снизу. Я следила, как она воздвигалась над нами, все выше и выше и, наконец, ударила по «Страннице» всеми тысячами литров белой, бурлящей воды.
Я оказалась внутри водяного вихря, меня понесло, завертело, бросало в разные стороны. Мысленно я твердила себе: «Задержи дыхание, Софи! Держись!» — сомневаясь, что снова смогу глотнуть воздуха. Что за свирепая сила несла меня, непохожая на воду, обычно такую нежную и ласковую? Я лихорадочно пыталась вспомнить, пристегнула ли я свой страховочный пояс? Да или нет?
Я чувствовала, что вода тащит меня за борт. Навсегда остаться в океане, под водой, закрутившей и швырнувшей меня, словно хрупкую скорлупку? Меня смыло за борт? Мне четыре года? В голове зазвенел детский голосок: «Мамочка! Папочка!»
И вдруг я услышала в ответ: «Софи!»
Даже сейчас, когда я записываю пережитое, у меня перехватывает дыхание.
50. Волна