Странники в ночи

Поминутно теряя равновесие, иногда падая и вновь поднимаясь, Айсман побрел по дороге. Он не знал, где находится и куда идет, он просто шел, чтобы чувствовать себя живым.

Сзади послышался шум приближающегося автомобиля. Айсман обернулся, едва не упав снова. То, что он увидел, породило в нем сомнение в здравости собственного рассудка.

По дороге медленно плыла громадная распластанная машина, открытый красный "Кадиллак" с потушенными фарами. В неверном свете луны, то и дело пропадающей за легкими облачками, Айсман не смог бы разглядеть цвет и даже очертания автомобиля, но машину окутывало серебристое сияние, позволявшее видеть её четко. Водитель в огненно-красном плаще как будто стоял за рулем... Но нет, когда машина приблизилась, Айсману стало ясно, что водитель парит в воздухе рядом с "Кадиллаком", ухватившись за руль, как за спасательный круг.

Выпустив руль и сделав изящный пируэт над машиной, Моол замер перед Айсманом в старомодном, но каком-то удивительно уместном поклоне.

- Мой герой! - сексуально простонал он. - Истинный ариец, настоящий патриот рейха, солдат фюрера, оружие возмездия!

- Кто ты? - прохрипел Айсман, едва шевеля разбитыми губами. Он узнал Моола, но вкладывал в свой вопрос всеобъемлющий смысл.

- Кто я? - Моол натурально изобразил изумление. - Я, можно сказать, твой второй глаз... Или друг, который тебе утраченный глаз возвращает. Впрочем, нет, глаз нельзя вернуть вот так запросто. Тут нужна операция, бестеневые лампы, скальпель, белые бинты, тишина... Из всего такого у меня обычно ничего не выходит. Зато вот у нас машина есть! На такой машине ездил Элвис Пресли. А может, и не ездил - да кто он такой, этот Элвис Пресли? Прятался от поклонников - бронированные лимузины, тонированные стекла, скука... А у этой машины нет крыши. Может, она и была, но как её могло не сдуть звездным ветром? Ничего между тобой и звездами! Здорово, правда? Был мотоцикл - стала машина. Был обыкновенный человек - стал герой! Садись, поехали!

Небрежным жестом он распахнул заднюю дверцу.

С трудом Айсман забрался на сиденье - нет, не сиденье, а комфортабельный, обитый мягкой кожей, ласкающий широкий диван. Как врата рая для страждущего, раскрылись полированные панели бара, блеснули бока квадратных бутылок виски в желтоватом теплом свете лампочки, зовуще замерцали бриллиантовые кубики льда в хрустальном бокале.

- Шотландское виски! - провозгласил Моол. - "Джонни Уокер", "Джей энд Би", "Баллантайн", "Шивас Регал", "Вильям Грант". Что выбираешь? Рекомендую "Баллантайн", любимый напиток нордических викингов. В прошлом году в мире было продано четыре целых и шесть десятых миллиона ящиков по девять литров.

Моол протянул Айсману полный бокал.

- Эх, давненько мы, герой, не пили виски! Ты когда пил виски в последний раз? Можешь не отвечать, вижу, что вообще никогда не пил. Да ты не герой, ты - пилигрим, пустынник, монах! Отшельник, умерщвляющий плоть! Хочешь, я подарю тебе золотые вериги?

Виски оказало на Айсмана благотворное действие, и болтовня Моола уже не раздражала его. Он понемногу успокаивался, по телу целительным бальзамом растекалось тепло, и боль отступала. Жужжание голоса Моола больше не казалось назойливым, и Айсман не спрашивал себя, что за розовое облако, в прорехи которого заглядывает любопытная луна, колышется вокруг, что за персонаж в черном теперь плаще возникает то тут, то там. Плащ становился то кожаным, увешанным эсэсовскими регалиями, то шелковым, над ним расцветали мультипликационно-малиновые губы, и Айсману никак не удавалось увидеть и плащ и губы одновременно. Собственно, он и не стремился создать определенный образ того, кто с ним разговаривал. Он засыпал; слабость, которой он боялся, теперь становилась ему приятна. Голос гипнотизирующе гудел, ворковал, жужжал... Айсман утрачивал связь с реальностью. Последнее, что он слышал перед тем, как заснуть, были звучащие неизвестно откуда слова, произнесенные неизвестно кем (Айсман чувствовал, что должен знать, кто, когда и зачем произнес эти слова, но не мог сделать над собой ни малейшего усилия, чтобы вспомнить).

Я спасу тебя. Я помогу тебе распахнуть Двери.

21

Что-то было не так.

Айсман лежал у себя дома на аккуратно застеленной кровати. Он ещё не совсем проснулся, и все предметы в комнате как будто находились на привычных местах, но... Ага, вот. Портрет фюрера, извлеченный из шкафа и украшенный живыми розами, стоял на полке, словно в день рождения. Однако день рождения Гитлера миновал неделю назад... Впрочем, что из того? Почему бы не отметить юбилей, столетие вождя немецкого народа, дважды?

Приподнявшись, Айсман сел на кровати и уставился на стол, где празднично светился большой прямоугольный торт, изображающий государственный флаг великой Германии. Поверхность торта заливал красный джем (или, возможно, желе), в центре виднелся белый круг крема с шоколадной свастикой.