Странники в ночи

Коротко подстриженные волосы обрамляли лицо, которое я все эти годы видел лишь во сне. Если какая-то мелодия может всю жизнь звучать у тебя в душе и лишь изредка — наяву, то сейчас настал один из этих редких моментов. Она пела мне о благоухании кипарисов и ночах без сна, о легком весеннем ветре и времени, когда наши взгляды говорили за нас, о лете, которое я провел с Тиной на озаренных солнцем пляжах.

Кейт Маколифф тронула меня за руку.

— Тина здесь, — прошептала она.

— Вижу. Она знает, что я должен прийти?

— Нет.

Тина шла медленно, ни на кого не глядя, словно ее окружали безликие существа. В огромной мастерской ее притягивало, как магнит, то место, где находился Энди Уорхол. Оба ее спутника уже успели раствориться в толпе.

Когда Тина подошла к Уорхолу, тот едва повернул к ней голову. Тина наклонилась, и он что-то прошептал ей на ухо, потом кивком указал ей в ту сторону, где были мы с Кейт.

Никогда не забуду выражение лица Тины в эту минуту. Она увидела сестру. Увидела меня. И остолбенела, точно ей явился призрак. Этим призраком был я. Потом она отошла от Уорхола и робко направилась к нам, а я — меня тоже с трудом слушались ноги — двинулся ей навстречу.

— Джек?

Когда она произносила мое имя, в ее голосе звучало удивление: так удивляются, наткнувшись на зарытую в песке и давно забытую вещь.

— Это я, Тина.

Я вгляделся в нее. При такой прическе черты лица казались мельче, как бы чуть расплывались. Под глазами обозначились темные круги, скулы выделялись уже не так четко. И что-то обреченное, беззащитное появилось в ее лице: чувствовалось, что она уже не в силах бороться. Человека с таким лицом не стоило мучить расспросами. Это было очевидно — и я ужаснулся.

— Что ты тут… делаешь? — с запинкой спросила она.

— Хотел повидаться с тобой.

— Повидаться со мной?

Она посмотрела на меня так, точно я сказал какую-то дикость.

— Тина, я тебя не забыл.

Она опустила глаза.

— Ты не должен был приезжать сюда, Джек. Во всяком случае, ради меня… Это Кейт, верно? Это она тебя разыскала?

Не ответив, я обернулся, чтобы взглянуть на Кейт. Но Кейт исчезла. А музыка играла все громче и громче.

— О Джек, — сказала она, — знаешь, мир изменился.

Возможно, мир и вправду изменился. Была ли женщина, появившаяся здесь, среди этой ледяной вакханалии, той самой, что повстречалась мне в Риме шесть лет назад? Вокруг нас были уже не камни Авентина, в сумерки отдававшие дневной жар, не залы княжеских дворцов, полные танцующих. Это была покрытая серебряной пылью мастерская, где в картинах словно отражались стоявшие на столах бутылки кока-колы, а между ними расхаживали привидения в дымчатых очках; вместо веселой магниевой вспышки папарацци здесь жужжал «полароид», просвечивавший вас рентгеном. Возможно, я слишком долго жил и страдал по законам былой любви. Но Тина была передо мной, здесь и сейчас.

В мастерской подданные Уорхола обделывали свои делишки, а я сделал то, что казалось странным здесь, в том месте, где я вновь нашел Тину, но было в духе того времени, когда я встретил ее впервые: я взял Тину за руку и повел к выходу. И тут же заметил косые взгляды одурманенных таблетками «кротов», иронические гримасы тут и там; на меня надвинулась мощная волна осуждения, неприятия, физически ощутимой враждебности. Уорхол проводил нас взглядом. Я успел уловить выражение его лица, вернее, отсутствие выражения. Казалось, он из-за своих темных очков наблюдает за космическим экспериментом. Французский журналист уводит из мастерской Тину Маколифф. Информация принята. Траектория зафиксирована.

Снежная буря прекратилась. На тротуарах сверкал свежевыпавший снег. Выходя из мастерской, Тина надела теплую красную куртку. Я предложил взять такси до моего отеля.

— Нет, Джек, пойдем ко мне, на Бикмен-плейс, это в двух шагах отсюда.

Она уцепилась за мою руку. Я чувствовал, что она нетвердо держится на ногах, но все же решилась идти. Мы свернули на Первую авеню. Изредка медленно проезжали машины. Все было спокойно. На набережной Ист-Ривер смутно виднелся небоскреб ООН. В освещенных вестибюлях жилых домов уже стояли елки, увешанные гирляндами электрических лампочек: они будили в прохожих заманчивые мечты о тепле, воспоминания детства.

— О, Джек, с тобой так приятно идти, — сказала Тина.

Я уже почти сутки не спал, но холод взбадривал меня. Говорить не хотелось, я шагал по заснеженному городу с женщиной, когда-то причинившей мне боль, а теперь ее жизнь стала сплошной болью, ну и пусть, я ни о чем не жалел, важно было только то, что происходит сейчас, я чувствовал, как во мне бушует радость, я был счастлив оттого, что живу, что вновь настало мое время, да, точно, я опять иду по улице с Тиной, я прижимаю ее к себе, а это значит, что я жил и все еще живу.