Странник играет под сурдинку

Но с окраской, как выяснилось, можно было и повре менить. Капитан несколько раз посылал мальчишку на почту, я подкарауливал его на обратном пути – письма от фру он так и не привез. Должно быть, она решила не возвращаться, дело могло повернуться и так. А может, она чувствовала себя опозоренной, и гордость не позво ляла ей ответить на призыв мужа. Так тоже могло по вернуться.

Краска была вовремя нанесена и высохла, и ковер прибыл, и был уложен, и прижат медными прутьями, и лестница засияла, как ясный день, и окна и двери тоже засияли так, что залюбуешься, а фру не вернулась. Нет, нет.

Мы убрали рожь и вовремя взялись за ячмень, а фру не вернулась. Капитан ходил по дороге взад и впе ред и насвистывал, он вдруг как-то осунулся. А сколь ко раз, бывало, он часами глядел, как мы работаем в поле, и не произносил ни слова. Если Нильс его о чем– нибудь спрашивал, он словно возвращался мыслями из какой-то дальней дали, но отвечал не мешкая и всегда толково. Нет, он не был сломлен, а если мне и казалось, что он поосунулся, так это, может, потому, что Нильс его подстриг.

Потом за почтой отправили меня, и в этой почте было письмо от фру. На конверте стоял штемпель Кристианс санна. Я поспешил домой, засунув письмо в середину пачки, и передал всю почту капитану прямо посреди дво ра. «Спасибо», – сказал он, и вид у него был вполне спокойный, он уже привык к напрасному ожиданию. «Ты не видел, у соседей уже убрались? А как дорога?» – спрашивал он, просматривая письмо за письмом, В ту минуту, когда я отвечал на этот вопрос, он увидел пись мо от фру и, смешав всю пачку, начал расспрашивать меня еще более подробно. Он превосходно владел собой и не желал выдавать свое волнение. Перед уходом он поблагодарил меня и еще раз кивнул.

На другой день капитан собственноручно вымыл и смазал ландо. Но понадобилось оно ему только через два дня. Вечером, когда мы сидели и ужинали, капитан вошел в людскую и сказал, что завтра утром ему нужен один работник для поездки на станцию. Он и сам тоже поедет, потому что надо встречать фру, которая вернулась из-за границы. На случай дождя он хочет взять ландо. Нильс решил, что легче всего ему будет обойтись без Гринхусена.

Мы, оставшиеся, как всегда, вышли в поле. Работы было невпроворот – не считая ржи и ячменя, до сих пор еще не убранного под крышу, нас дожидался невыкопан ный картофель и турнепс. Но нам помогала и скотница и Рагнхильд, а обе они были молодые и ретивые.

Мне было бы в охотку поработать бок о бок с Лар сом Фалькенбергом, старым моим дружком, но Ларс и Нильс не ладили между собой, и настроение в поле ца рило мрачное и подавленное. Свою былую неприязнь ко мне Ларс как будто преодолел, но рявкал и злился на всех из-за Нильса.

Нильс приказал ему запрячь пару гнедых и начать осеннюю пахоту. Ларс из упрямства отказался. Он-де не слыхивал, чтоб люди принимались за пахоту, не убрав урожай под крышу. Твоя правда, ответил ему Нильс, но мы, уж так и быть, отыщем для тебя хоть одно поле, с которого убрано все подчистую.

Снова перебранка. Ларс говорит, что в Эвребё нын че пошли дурацкие порядки. В былые-то времена он и с работой управлялся, и господам пел, а нынче что? Гля деть тошно. «Это ты про осеннюю вспашку, что ли?» – «Да, покорно вас благодарю». – «Тебе не понять, – говорит ему Нильс, – ты небось и слыхом не слыхал, что нынче все пашут между сенокосом и сушкой?» – «Больно мудрено для меня. – И Ларс закатил глаза. – Благо, ты у нас все понимаешь». Вот остолоп!

Но Ларс, конечно, не посмел отказаться наотрез, и дело кончилось тем, что он согласился пахать до возвра щения капитана.

Тут я припомнил, что, уезжая, оставил у Эммы кой– какое бельишко, но решил не ходить за ним на вырубку, покуда Ларс такой ершистый.

Х

Через день приехал капитан с супругой. Мы, то есть Нильс и я, посоветовались, не поднять ли флаг. Лично я не стал бы этого делать, но Нильс не разделял моих сомнений и флаг поднял. На белом флагштоке гордо взвилось яркое полотнище.

Когда господа вышли из экипажа, я стоял непода леку. Фру обошла весь двор, осмотрела постройки, всплескивая руками. Я слышал ее восхищенные возгла сы, когда она вступила в прихожую, – должно быть, увидала лестницу с красным ковром.

Не успев толком развести лошадей по стойлам, Грин хусен примчался ко мне с видом безмерного удивления и отвел меня в сторонку посекретничать:

– Быть этого не может! Какая же это фру Фалькен берг? Неужто капитан женат на ней?

– Да, дорогой Гринхусен. Капитан женат на своей жене. А почему ты спрашиваешь?

– Но ведь это же кузина, голову д a ю на отсечение, что это она! Это же кузина нашего инженера!

– Ох, Гринхусен, Гринхусен! Хоть бы и кузина, дальше-то что?

– Голову даю на отсечение, что я встречал ее у ин женера, и не раз.

– Может, она и кузина ему. Какое нам с тобой дело до этого?

– Я сразу ее узнал, едва она из поезда вышла. Она тоже на меня поглядела и вся вздрогнула. Она долго так стояла, у нее прямо дух захватило. А ты еще будешь мне зубы заговаривать… Только я вот чего не пони маю… Она, значит, отсюда?..