— В квартире ни одного портрета или фотографии, — дополнила Алёна. — Разумно предположить, что если мы находимся в правительственном здании, на стене должен висеть портрет нынешнего дорогого и любимого вождя или какого-нибудь известного исторического деятеля — да хоть отца-основателя внеземной колонии Гейдриха. Нету!
— Книги! — подхватил Славик, прикинув что к чему. — Где книжные полки или шкафы? Хотя бы раритетный томик «Майн Кампф» с автографом автора?! Или газета «Дер Штюрмер»? На худой конец альбом с видами достопримечательностей или пропагандистские буклетики?
— В яблочко! — Ваня поднял палец к потолку. — Никаких информационных носителей в зоне нашей досягаемости! Телевизор не в счет, ничего такого-эдакого мы там не увидели, сплошная производственная банальщина в стилистике брежневского соцреализма… Мне это напомнило Северную Корею — бывал там один раз: показывают только то, что
— Я желаю, — кивнула филологесса и выдала накрепко заученное с университетских времен: — Согласно выкладкам социолога Карла Раймунда Поппера мы столкнулись с закрытым типом общества характеризующегося статичной социальной структурой, ограниченной мобильностью, неспособностью к инновациям вне узкого целевого сегмента, традиционализмом и догматичной авторитарной идеологией. Что, в принципе, неудивительно. Но это лишь первый пункт. Второе: тот самый «северокорейский синдром», вытекающий из тотальной закрытости: никто из чужаков ни в коем случае не должен узнать, каково настоящее положение дел. Это касается всех без исключения позиций: численность населения, вооруженные силы, технологии, продовольственная база и так далее до бесконечности. Отсюда максимальное ограничение контактов с местными и информационный вакуум.
— Проще говоря, они до сих пор нас смертельно боятся, — сказал Ваня. — Не нас троих конкретно, а землян в целом. Установка простая: нельзя допустить утечки и капли достоверных сведений даже через редких гостей, пускай и посвященных в некоторые общие секреты. Представим, что по возвращению домой нас хватают за ворот мрачные типы из «Моссад» или агентства Визенталя, цепляют наручниками к батарее и нагревают паяльник: а ну колитесь, нацистские прихвостни, где скрываются недобитые гитлеровские палачи?.. Сталкивался я с этими психами, люди исключительно несимпатичные, без всякого представления о гуманизме и человечности — если, разумеется, речь заходит об интересах «богоизбранного народа»… В итоге, после кратковременного общения мы взахлеб рассказываем всё: политический строй, имена руководителей, военный потенциал. Следовательно, лучше не знать ни-че-го. Понятно?
Повисла неприятная пауза.
— Выходит, они заботятся о нашей же безопасности? — неуверенно спросил Славик.
— В том числе. Но прежде всего — о своей… Тихо! Слышите?
В гостиной затренькал телефон. Филологесса взглянула на Ваню.
— Возьмите трубку, чего сидите?!.
— Алло?
— Вас ожидают, — сообщил уверенный мужской голос. — Пожалуйста, спуститесь лифтом на нулевой этаж.
Более никаких инструкций не последовало — короткие гудки.
— Лифт слева по коридору, — напомнил Иван. — Поторопимся.
Вышли из квартиры, прикрыли дверь. Славик отметил, что замка нет, значит проблему с домушниками в
На стальной решетке, видимо для самых непонятливых, красовалась табличка с готическими буквами: «Aufzug». Оставалось нажать на круглую кнопку алой пластмассы. Во тьме под крышей загудели сервомоторы, кабина появилась спустя минуту.
— Седая древность, — констатировал Ваня, отодвигая легкую дверь-гармошку. Стенки кабины были отделаны темным деревом, в плафоне под потолком светила обычная лампочка накаливания. На панели управления двадцать одна клавиша, этажи от нулевого до двадцатого. — Готовы? Поехали!
Подрагивая и скрипя лифт медленно пополз вниз — похожие агрегаты в 2010 году от Рождества Христова можно встретить только в самых запущенных зданиях Петербурга где-нибудь в районе Коломны или Нарвской заставы. Потрясающе, неужто на
Но стоит вспомнить о челноке запросто перекрывающем две звуковых и начинаешь понимать, что
Неярко освещенный вытянутый зал со сводчатым потолком, обязательная отделка металлом. Оказывается, это небольшая станция метро: по правую руку открывается пасть тоннеля, а рядом с платформой стоит одинокий вагончик с надписью по борту — «Schnellstadtbahn-004». Там же первая встреченная эмблема — латинские буквы «RB» в стилизованном под шестеренку кружке.
И, как обычно, ни единой живой души.
— Намек прозрачный, — пожал плечами Ваня. — Милости прошу. Лезем в дудку.
— Что-что? — не поняла филологесса.