Странник

— Я? Один из вас. Я человек. Я твой брат по крови. И поверь мне, у меня нет ни малейшего желания лишать тебя жизни, хотя я могу. У меня уже была такая возможность. Но ты доказал свою силу и состоятельность. Доказал, что можешь выживать и побеждать, а значит, достоин жизни. Мне такой человек нужен, как нужны все сильные и достойные выживания люди.

— Ты — человек? Да ты хоть знаешь, что в твоей голове?

— В моей голове Великий Разум! Небывалый дар, ниспосланный Провидением, чтобы указать всем людям единственно верный путь к выживанию и господству на этой планете! В моей голове сила и воля! В моей голове истина нашего бытия! Присоединяйся ко мне! Тот, кто все это время был рядом с тобой, использует тебя, дурманит и обманывает, натравливая на меня. Но я — ключ к выживанию человечества, а ему нужно выживание только своего вида. Так кто тебе ближе: люди или безродные мутанты?

— Мне ближе человечность, — ответил Маломальский.

— Человечность? Это же химера! Что это значит? Человечность погубит человека, ибо это противоречит самой концепции вечной борьбы в эволюции!

— Человечность и есть результат эволюции, парень, — осторожно сказал Бум, сжимая в руке разводной ключ. — Да, мы не все эволюционировали. Многим еще учиться и учиться. Нам всем еще нужно к этому идти. И это трудно, конечно. Но только с тобой мне точно не по пути! Ты тянешь назад. В тебе — все омерзительное уродство нашего разума! Я знаю, что тебе нужно… Порабощение людей! Превращение нас в безликую биомассу! В массу, орущую тебе хвалебный гимн и клятву в вечной преданности и любви. И ты пошлешь их войной на все, что не впишется в твои представления о миропорядке. Пошлешь на смерть…

— Глупое ничтожество! — зарычал Ганс. — Что ты вообще можешь знать о величии моих идей и планов, ты, жалкое насекомое!

— Сам ты насекомое! — ощерился Бум. — Меня зовут Сергей Маломальский. Уж я-то думаю своим умом, а не подчиняюсь соплевидному слизню, засевшему в моей башке. И я не слушаюсь засунутого мне в ухо банана.

— Имя? Да кому интересно, как тебя зовут?! Кому это нужно?! Глупый, ничтожный человечишка! Да, у меня нет имени, ибо я есть Все! Что такое имя?! Лишь ярлык, лишающий сущность вселенского величия! Оно превращает сущность в каталогизированный предмет, пылящийся в темном чулане на задворках вечности!

— Эк тебя понесло, — ухмыльнулся Сергей. — Ты так сильно не напрягайся, а то ненароком мозза своего выкакаешь от натуги.

— Присоединяйся ко мне, глупец! Ты силен, ты умен, ты смел, но тебе не хватает понимания! Я подарю людям идею! Надежду! Я смогу вас организовать и указать вам путь! И я создам новое единое общество, где мы все вместе будем выживать и побеждать, расширяя наше жизненное пространство, вынося его за пределы метро, туда, на поверхность, — он поднял указательный палец, — в мир, который по праву принадлежал нам и который должен принадлежать нам всегда. Только я смогу окружить вас небывалой заботой. Только я смогу любить своих подданных, подобно великому отцу, всем своим существованием отданному делу вашего выживания — в ответ на вашу преданность, исполнительность и верность нашей общей идее!

Вот теперь Сергею стало по-настоящему страшно. Страшен был не сам человек, стоящий перед ним, и даже не аморфный мутант, сидящий в его голове. Сталкера страшила непоколебимая вера этих двух существ в свою правоту. И то, что сотни людей, — слабых, отчаявшихся, брошенных в боль и безысходность этого мира, — услышав то, что сейчас прозвучало, заорут в восторге и поднимут этого человека на руки. И вознесут его на пьедестал, и будут ему молиться, делая все, что он прикажет. Страшно то, что его идеи так заразны…

Внезапно Сергею представилась Рита. Разве может быть человеческое имя уничижительным номерком какого-то каталога? Разве может оно ничего не значить? А как же волнение, до сих пор охватывающее душу, когда он вновь и вновь вспоминает его? Сергей покачал головой. Имя — часть каждого отдельного человека, его личности. А каждый человек — это целый мир, гораздо более обширный и сложный, чем метрополитен. Маломальский почувствовал, что сейчас он, впервые за последние годы, наконец-то вспомнил лицо Риты. Образ любимой отчетливо, до мельчайших деталей предстал перед его мысленным взором. И сталкер улыбнулся.

— А теперь, чертов урод, послушай, что я тебе скажу, — обратился он не то к человеку, стоящему перед ним, не то к моззу. — Никакая забота не заменит нам бесценную свободу и право быть самим собой. Быть наедине со своими мыслями, чувствами, памятью и даже болью. Никакая идея не заменит человеческую совесть. И никакая цель не стоит смерти ребенка. А ты убил ребенка, и Веру, и многих еще убил, и сможешь убить потом. А значит, давай договоримся так: ты сейчас сдохнешь и я наконец пойду домой. А то я изрядно умаялся, гоняясь за тобой.

Ганс стоял неподвижно. Он почему-то ничего не говорил, просто стоял и смотрел куда-то в пустоту.

— Прошу тебя, не делай этого, — прошептал он чуть слышно.