Страх полета

Я влюбилась в него с первого взгляда — он был так неотразим и казался таким пиротехником слова! У него была потрясающая мимика, он был очаровательным говоруном, был рассказчиком от Бога, какие остались, должно быть, только в ирландских кабаках и пьесах Дж. М. Синга. Он никогда не лез за словом в карман, он был плейбоем мира вестернов (прямо из Лос-Анджелеса). Я всегда придавала большое значение словам и частенько промахивалась, слепо веря больше в слова, чем в поступки. Мое сердце (и мое лоно) можно было завоевать остроумной фразой, метким словечком, милым стишком или сногсшибательным сравнением. Приходилось ли вам когда-нибудь слышать американскую песенку под названием «Детка, позволь мне положить что-нибудь в твою коробочку…»? Она на короткое время возникла на радио, пока ее не запретили навсегда. Там пелось что-то вроде:

Детка, позволь мне положить что-нибудь
в твою коробочку…
Детка, позволь мне сыграть на твоем
пианино…

Ну, а в моем варианте это звучало бы:

Детка, позволь мне трахнуть тебя сравнением,
Детка, позволь мне переспать с тобой
в паузе между разговором…

Без сомнения, я была сражена умом Брайана. Вы не представляете, какими были тогда другие умники в Колумбийском университете: фланелевые рубашечки с дюжиной испачканных пастой шариковых ручек в нагрудном кармашке, очки в ярких оправах с толстыми стеклами, грязные уши, прыщи на шее, обвисшие на коленках брюки, жирные волосы и (иногда) вязаные вручную ермолки, прицепленные одинокой английской булавкой. Эти мальчики приезжали из Бронкса на метро, от своих мамочек, от супа с клецками из мацы, в аудитории Мозеса Хадаса и Гилберта Хайета, где изучали литературу и философию, получали пятерки, но так и не избавлялись от неуклюжести, от школьной агрессивности, от полного отсутствия какой бы то ни было привлекательности.

Брайан тоже учился на одни пятерки, но обладал тем, чего не хватало всем остальным — у него был свой стиль. Казалось, он вообще ничего специально не учил. Когда ему нужно было написать доклад на десять страниц, он доставал десять листочков бумаги из конверта, печатал доклад за один присест и получал за него пятерку. Очень часто он писал такие работы утром, в тот же день, когда их нужно было сдавать. Он знал обо всем. В его голове хранились сведения не только из истории Средних Веков и Рима, информация о философах Возрождения и первых отцах церкви, не только о принятии сана и вступлении в должность, не только об отчетах казначейства за финансовый год и августианском направлении в политике, не только о Ричарде Львиное Сердце и Роланде, не только о Дюке и Нормандии, не только об Абеляре и Альвине, Александре Македонском и Альфреде Великом, не только о Буркхардте и «Беовульфе», Аверроэсе и Авиньоне, голиардической поэзии и григорианской реформе, Генри-Льве и Гераклите, происхождении ереси и работах Томаса Гоббса, Юлиане-отступнике и Жакопоне де Тоди, Песни о Нибелунгах и истории номинализма, — но так же и выдержке вина и ресторанах, названиях всех деревьев в Централ-Парке; он знал названия птиц, цветов, даты рождения детей Шекспира, точное место, где утонул Шелли, хронологию фильмов Чарли Чаплина, подробное анатомическое строение коров (и соответственно, как выбирать мясо в супермаркете), стихи всех песенок Гилберта и Салливана, Кешелевский список всех произведений Моцарта, имена олимпийских чемпионов во всех видах спорта за последние двадцать лет, игровые способности ведущих американских бейсболистов, персонажей романов Диккенса, дату первой трансляции мультфильма про Микки Мауса, даты создания и устройство автомобилей старых марок, а также сколько их осталось в мире и кому они принадлежат (его любимыми были «бугатти» и «испано-суиза»), виды оружия XVI века (и чем оно отличается от оружия XVIII века), как размножаются лягушки и оплодотворяются хвойные растения, все сексуальные позы Камасутры, названия средневековых орудий пытки, и так далее, и тому подобное, ad infinitum [49].