Страх открывает двери

Но я решил не полагаться на случай. Я телеграфировал Питу, чтобы он захватил с собой Элизабет и Джона. Если бы 4-го мая — то есть завтра — враждебные элементы действительно захватили власть и обнаружили нашу деятельность, то Транскарибской авиакомпании пришлось бы жарко. К тому же еще эта баснословная плата за один только грузовой рейс в Тампу…

Внезапно в наушниках послышался треск. Слабый, прерывистый, но с определенной частотой. Как будто кто-то пытался настроиться на нашу волну. Я переключил диапазон на максимальную громкость и стал слушать так внимательно, как никогда раньше не слушал. Нет. Ничего… Ни голосов, ни сигналов Морзе — вообще ничего. Я ослабил один из наушников и потянулся за пачкой сигарет.

Радио все еще работало. И в третий раз за этот вечер кто-то снова пел: «Моя красная роза побелела».

Это уже стало невыносимо. Я сорвал наушники, бросил их к радио, выключил его резким рывком и достал из-под стола бутылку. Налив стакан виски, я снова надел наушники.

— Си-Кью-Ар вызывает Си-Кью-Эс! Си-Кью-Ар вызывает Си-Кью-Эс! Вы меня слышите? Перехожу на прием…

Виски выплеснулось на стол, стакан упал на дощатый пол и со звоном разбился. Я снова схватился за передатчик.

— Я — Си-Кью-Эс! Я — Си-Кью-Эс! — закричал я. — Пит? Это ты, Пит? Прием!

— Я… Идем по курсу. Извини за задержку… — Голос его звучал слабо и издалека, но даже сквозь металлический призвук аппарата было слышно, что Пит напряжен и едва сдерживает гнев.

— Я сижу здесь уже много часов! — Несмотря на облегчение, в моем голосе тоже прорывались гневные нотки, но я сразу же устыдился их. — В чем дело, Пит?

— Кое-что произошло… Какой-то странный шутник узнал, что за груз у нас на борту… А может быть, мы ему просто не понравились… Вот он и подложил под рацию взрывчатку. К счастью, у Берри целый ящик запасных деталей. Он только сейчас все наладил…

Лицо у меня было мокрым от пота, руки дрожали. Дрожал и мой голос, когда я снова заговорил:

— Значит, кто-то подложил бомбу? Кто-то пытался взорвать самолет?

— Вот именно.

— Кто-нибудь… Кто-нибудь пострадал? — Я со страхом ждал ответа.

— Успокойся, брат, только рация.

— Слава Богу! Будем надеяться, что на этом все кончится.

— Не беспокойся. Кроме того, у нас теперь есть сторожевой пес: уже полчаса, как нас сопровождает американский военный самолет. Должно быть, из Баракквилла радировали, чтобы нам дали охрану. — Питер сухо рассмеялся. — В конце концов, американцы заинтересованы в грузе, что у нас на борту…

— Что за самолет? — Я был озадачен. Нужно быть превосходным пилотом, чтобы без всяких указаний по радио найти над Мексиканским заливом в двухстах или трехстах милях от берега летящий самолет. — Вас об этом предупредили?

— Нет, но не беспокойся. Вполне нормальный самолет. Все в порядке — мы только что с ним переговорили. Там знают все и о нас, и о нашем грузе. Старый мустанг, оборудованный для дальних полетов. Не хуже реактивного.

— Понятно! Ваш курс?

— 040.

— Положение?

Он что-то ответил, но я не разобрал, усилились помехи.

— Повтори, пожалуйста!

— Берри как раз определяет местоположение. Он был слишком занят починкой рации и перестал следить. — Пауза. — Он просит две минуты.

— Дай мне Элизабет.

— Пожалуйста.

Снова пауза, затем — голос, который был для меня дороже всего на свете:

— Хелло, родной мой! Прости, что напугали тебя! — Это был голос Элизабет, и слова, которые она сказала, были как раз типичны для нее: она, видите ли, просит прощения за то, что напугали меня, а о себе ни слова.

— С тобой все в порядке? Я хочу сказать, ты уверена, что ты…

— Конечно. — Голос ее тоже звучал слабо, издалека, но, будь она даже за десять тысяч миль от меня, я бы все равно почувствовал, что в нем искрится мужество и радость. — И мы уже почти долетели. Я уже вижу огни на берегу…

Мгновение тишины, а потом едва слышимый шепот:

— Я люблю тебя, дорогой!

— Правда?

— Навечно, навечно, навечно!

Счастливый и успокоенный, я откинулся на спинку стула, испытывая, наконец, чувство огромного облегчения, но в следующую секунду я вскочил на ноги и впился в передатчик — я услышал внезапное восклицание Элизабет, а сразу же вслед за ним — резкий и отчаянный голос Пита:

— Они пикируют на нас! Этот подлец пикирует на нас! Открыл огонь из всех орудий! Направляется прямо на…

Голос прервался, перейдя в какой-то прерывистый и всхлипывающий стон, стон, сквозь который донесся пронзительный женский крик; крик, полный муки…

И в то же мгновение я услышал оглушительное стаккато рвущихся снарядов, от которого затрещали наушники у меня на голове. Это длилось всего две секунды, если не меньше. Затем все стихло. Никаких взрывов, никаких стонов, никаких криков. Ничего.

Две секунды. Только две секунды. Но эти две секунды лишили меня всего, что было мне дорого в жизни. Две секунды, которые оставили меня совсем одного в этом пустом, бесприютном и бессмысленном мире.

Моя красная роза побелела.

Глава 1