Страх

– Сдашь оружие – я тебе вменю 183-ю, за хранение. Ты меня знаешь, я слово держать умею. В сорок втором мог убедиться, а на чекистов не рассчитывай, они тебя первые закопают.

– А если не сдам? – Банин погладил рукой живот, отдающий тупой болью.

– Тогда, – спокойно сказал Никитин и достал из кармана наган, – я тебя сейчас пристрелю, а потом мертвому эту штуку в руку вложу. Убит при попытке нападения на сотрудников угрозыска. Смекнул?

– Чего тут не смекнуть. Ты, видать, шустрый сыскарь, – зло выдавил Банин, – тебе человека шлепнуть – что муху прибить.

– На темы нравственности, Банин, поговоришь со следователем. – Данилов встал. – Где оружие?

– А вы меня потом не кончите?

– А какой нам смысл? – сказал Никитин. – Крови наших ребят на тебе нет, сдай примуса и гуляй себе в камеру.

– Пошли. – Банин встал, внимательно поглядел на Данилова.

Тот словно прочитал в его глазах вопрос: «Не обманешь?»

– Не обману, Банин. Мое слово крепкое. Ты не меня бойся, а своих дружков из госбезопасности.

Они спустились на первый этаж. Оперативники закончили проверку документов и составление протоколов.

– У всех документы в порядке. Аникин, Рубцов, Калганов и Рябов сосланы на сто первый, Бондаренко и Степанов – местные жители, а музыкант Мозаев раньше привлекался по 58-й.

– Оружие нашли?

– Нет.

– Всех отпустить.

– А притон? – удивился Шелков.

– А вы, лейтенант, разве не собираетесь с друзьями выпить, музыку послушать?

– Но…

– Никаких «но». Отпустить.

И Шелков, и Данилов разыгрывали этот спектакль, прекрасно зная, что отпустят этих людей, так как среди них был прекрасно законспирированный агент.

А рассвет пока не приходил. Ночь еще висела над болотом. И в этой ночи болото, остров и торфяники жили своей, отдельной жизнью. А угадывалась она по звукам непонятным и поэтому тревожным.

– Как ты, Банин, здесь живешь? – Данилов закурил. – Тут прямо как в сказке о Змее Горыныче.

– Какая уж здесь сказка, начальник, сплошная дурацкая быль.

– Ты, видать, Банин, на этом острове философом стал. Ну ладно, ты лучше скажи: как немецкий вездеход достал?

– А очень просто. Меня из тюряги освободили аккурат в августе. Я, конечно, домой. Туда-сюда. А тут и немцы пришли. Я в подвале отсиделся, а когда наши-то напирать стали, гляжу, немцы на вездеходе этом подъехали. Я не знаю, куда они делись, но я машину эту спер и в сарае спрятал. Потом с Музыкой связался. Дальше вы знаете. А машинка-то эта стояла. Ну, я ее Матросу за две косых и продал.

– Силен, – рассмеялся в темноте Никитин.

Они, подсвечивая фонарем, шли по высокой траве, сырой от росы.

– Далеко? – спросил Данилов.

– Пришли. Светите.

В свете фонарей глянцево блестела листва густого орешника. Банин раздвинул ветки, разбросал какие-то доски, и они протиснулись на маленькую полянку в густых зарослях орешника.

Банин снял дерн – под ним была крышка люка. Он дернул за кольцо, и она без скрипа поднялась. Видимо, хорошо смазывал Банин петли. Данилов наклонился, посветил фонарем. Вниз уходила маленькая лесенка.

– Свети, – скомандовал он Никитину и осторожно начал спускаться.

Данилов очутился в подземном сооружении, напоминающем немецкий дот, который он видел в сорок первом под Москвой.

– Давай, давай, – раздалась веселая скороговорка Никитина.

– Я сейчас свет зажгу. – Банин чиркнул спичкой и зажег керосиновую лампу под потолком.

И теперь Данилов увидел, что стоит в достаточно широком коридоре, обшитом потемневшими от сырости досками.

– Кто же этот дворец построил?

– Немцы, – хмуро ответил Банин. – Они Музыку навроде партизана здесь оставляли, да только тому война до феньки была. Он пограбил, как нужно, и хотел сначала в Ташкент свалить, а там через границу в Иран пробиться.

Банин толкнул одну из дверей.

Данилов посветил фонарем и обмер. В пирамиде стояли хорошо смазанные автоматы ППШ, в ящиках на полу – патроны и пистолеты.

– Значит, ты на следствии об этом умолчал? – повернулся он к Банину.

– А чего говорить. Я об этом блиндаже случайно узнал. Проследил Горского. Думал, здесь деньги да рыжевье.

– Зови, Никитин, понятых, протокол писать будем. А ты, Банин, решил стволы в деньги обратить?

Банин ничего не ответил, только безнадежно махнул рукой.

* * *

Все, кто ранним утром находились в райотделе, высыпали во двор. Ящики с оружием и патронами накрыли брезентом. Вызвали из дому следователей, и они начали допросы.

– Я пойду посплю пару часов, – сказал Данилов Ефимову, – вы уж тут без меня задокументируйте все.

– Идите, Иван Александрович, – сказал Ефимов, – а то на вас лица нет.

Данилов вышел на пустую Советскую улицу. Было около шести, город уже начал просыпаться. Показалась первая телега с будкой, на которой было написано «Продукты», загремела по булыгам бочка ассенизатора, вышла из калитки старуха и уселась на лавочку возле забора.

Новый день начинался.

Данилов открыл ключом дверь на террасу, разделся и пошел в палисадник, где хозяева сообразили самодельный душ.

Вода, подостывшая за ночь, приятно холодила, смывала усталость и нездоровый запах болота.

Потом он вытерся, выпил стакан молока, лег в постель и уснул.