Страга Севера

– Я нашел контакт с полковником Арчеладзе, – сообщил Мамонт. – Благодаря ему получил материалы фирмы. Его люди уже совершали налет на нее, прекрасно знают систему охраны и обороны объекта. Но они ничего не знали о бункере. Думаю, что полковник согласится провести еще одну операцию.

– Такой вариант не подходит, – решительно отверг Стратиг. – Есть некоторые другие способы. Но это уже не твой урок. Ты свой исполнил. И, должен сказать, действовал очень грубо и примитивно.

– Все зависело от обстоятельств…

– Не все! – Стратиг, кажется, начинал сердиться. – У тебя была исключительная возможность мягкого контакта с кощеями. Я послал к тебе самую одаренную Дару! Она исполняла уроки самого Зелвы. А ты пренебрег ее способностями контролировать любого кощея.

– Это особый разговор, Стратиг, – внутренне напрягаясь, сказал Мамонт. – Я не мог переступить через себя…

– И в результате Кристофер Фрич оказался со струной на шее! – Стратиг дохнул холодным гневом. – А при условии «бархатного» контакта с ним этот кощей мог бы послужить нам. И мы бы сейчас полностью контролировали золото в бункере и деятельность фирмы. Да, ты исполнил свой урок, но создал новые проблемы. Теперь неизвестно, кто заменит Фрича, к тому же кощеи станут проявлять максимум осторожности.

– Я не способен исполнять урок Страги, – признался Мамонт.

Стратиг неожиданно сбросил овчинную шубу, оставив ее лежать посредине зала, будто змеиный выползок, отошел к огню. И сразу стал похож на усталого, отягощенного заботами мужика. Белая, широкого покроя рубаха на его плечах обвисла, показывая худобу и не такую уж мощь его тела, как это казалось.

– И ты упрекнул меня, – промолвил он, глядя в огонь. – Да, Мамонт, я изменил твою судьбу. Как изменил ее у многих гоев… Таким образом, я разрушаю Гармонию единства разума и духа. Но я вынужден это делать!

Он взглянул через плечо и снова отвернулся. И почудилось, стал еще ниже ростом.

– Меня раздирают противоречия. По ночам, когда остаюсь один, ко мне приходит глубокая тоска. Я начинаю сомневаться… Все упрекают меня, все хотят жить, следуя своему року. Наверное, я представляюсь злодеем… Не помню ни одного гоя, который бы не пожаловался на меня, когда к ним является Атенон. А избранные Валькириями, как ты, просят их вмешаться, чтобы восстановить Гармонию. И я преклоняюсь перед Владыкой за то, что он всегда молчит в ответ на жалобы. Потому что он – единственный, кто понимает, отчего мне приходится разобщать разум и дух. Остальные, в том числе и Валькирии, только ропщут…

Гордый и властный вершитель судеб стал печальным, и оттого возбуждалось доверие к нему: он говорил сейчас то, что выстрадал. Загадочное существование Стратига и его поступки диктовались некими высшими интересами. Он управлял земной жизнью гоев, и это создавало обманчивое впечатление простоты его урока по сравнению с таинственностью космической стихии Валькирий.

Мамонту показалось, что Стратиг – очень одинокий человек…

– Гармония невозможна, миром правят кощеи, – продолжал он. – Изгои же не увидят света до тех пор, пока в мире не утвердится Гармония. Это замкнутый круг, порвать который пытаются многие поколения Вещих Гоев. Мы вынуждены жить среди изгоев, но, даже обладая солнечным духом и разумом, не вправе жить, согласуясь с ними. Нам необходимо таить эти сокровища точно так же, как таим источник Знаний – Вещую Книгу. Нельзя быть белой вороной в черной стае. Если бы я не изменял судьбы, у кощеев бы хватило на всех гитарных струн. Мне приходится лишать гоев Гармонии и тем самым хранить их от петли. Однако ни один Стратиг не имел никогда силы и власти изменить судьбу Вещего Гоя. И что из этого получается, ты знаешь. Они не могут избежать своего рока. Князь Олег избавился от коня, но не избавился от гадюки в его черепе… В мире изгоев носители Гармонии становятся уязвимыми и беззащитными, как дети. Они, имеющие космический дух и высшие знания, вдруг оказываются совершенно неопытными в делах житейских. И это тоже замкнутый круг… Пока на земле не восстановится Гармония триединства Света, изгои не прозреют. Восток и Запад – это лишь утро и вечер, это мир длинных теней, по которым невозможно получить представление ни о предмете, ни о человеке, ни о пространстве. А свет дня, свет солнечного зенита, вот уже скоро тысячу лет Атенон носит по земле, и умещается он в огоньке свечи. Кощеи боятся дневного света, ибо в мире длинных теней легче управлять изгоями.

Стратиг поднял с пола шубу, набросил ее на плечи и ушел от огня. И вновь стал строгим и суровым.

– Я знаю твой рок, Мамонт, и вижу твое желание. Ты бы хотел уйти в пещеры и добыть соль Знаний. И я предоставлю тебе возможность вкусить ее горечь, отпущу на Урал. Но ровно через год верну назад. Да, я вынужден изменить твою судьбу. Даже когда надвинулся ледник и Земля погрузилась в холодный мрак, нельзя было всем уйти в пещеры. Кому-то приходилось оставаться на поверхности и зажигать светочи на горах, поскольку тучи надолго закрыли звезды на небе.

– Понимаю это, Стратиг, – проронил Мамонт. – Но одного года мало, чтобы познать Весту.