Страдать, чтобы простить

Своим вопросом она явно застала меня врасплох.

— Думаю, да, — смущенно ответил я. — Но тогда нам придется стоять в темноте.

Я вдруг почувствовала себя до ужаса жалкой. Интересно, и как я собираюсь с ним разговаривать, не глядя на него?! А ведь я не смогу на него смотреть, если он не наденет рубашку.

Однако Эван не дал мне возможности передумать или хотя бы попросить его одеться, что было бы еще более нелепо, поскольку выдвинул компромиссное предложение:

— Мы можем посидеть на кровати… в темноте… если хочешь… Итак, Эмма, зачем ты пришла?

Я вдруг стала задыхаться. Я кивнула и, не ответив на его вопрос, направилась к кровати. Мысли путались, я не могла составить элементарной фразы и, казалось, вот-вот потеряю сознание, а тогда все мои моральные мучения будут напрасны.

Я плюхнулась на кровать и стала ждать, когда Эван выключит свет.

Я выключил свет, а когда, к своему удивлению, обнаружил, что она уже лежит на кровати, осторожно пристроился с краю. Она лежала не шевелясь, ее голова на подушке была на расстоянии вытянутой руки от меня. В темноте я не видел ее лица, но слышал ее тяжелое прерывистое дыхание. Похоже, она была здорово на взводе и в ее мозгу шла напряженная работа по выработке плана дальнейших действий.

— Ну что, так лучше? — шепотом спросил я.

— Да, — поспешно сказала Эмма.

Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте, я видел ее силуэт в призрачном свете луны.

Эмма лежала на спине и, как всегда, когда волновалась, нервно теребила руки. Я ждал. Она молчала. Наконец она повернулась на бок, лицом ко мне. Я чувствовал на губах ее дыхание.

— Скажи, ты все еще пьяный? — спросила она.

— Типа того, — ответил я. — Почему ты спрашиваешь?

— А когда ты пьяный, ты становишься откровеннее?

— Хм… Думаю, да. — Интересно, куда это она клонит?

— Я тоже, — нервной скороговоркой произнесла она. — А ты можешь сказать что-то такое, чего на трезвую голову никогда не стал бы говорить? Чтобы я знала, что ты реально поддатый.

— Ну ладно, сдаюсь. — Я чувствовал, что мое тело реагирует на ее близость, и сразу напрягся. — Если честно, я очень хочу тебя поцеловать.

Сердце стучало так громко, что, казалось, заглушало мой шепот. Я протянул руку и погладил ее по щеке.

Когда он коснулся моей щеки, я задохнулась и закрыла глаза. И похоже, вообще перестала дышать.

— Я не хочу, чтобы ты меня целовал, — пролепетала я, хотя трепещущее в груди сердце говорило другое.

— Хорошо, — ответил он, убирая руку.

И я сразу же пожалела о своих словах. Но затем взяла себя в руки и сказала:

— Потому что… я пришла сюда сообщить тебе что-то очень важное.

Он как-то подозрительно затих, а когда я уже начала терять терпение, произнес:

— Слушаю тебя.

— Я ушла, чтобы защитить тебя, — набравшись храбрости, выпалила я.

Эван снова затих. Его грудь тяжело поднималась и опадала.

— От кого? — поинтересовался он.

— От меня, — запинаясь, ответила я.

Я думала, что смогу ответить на все мучившие его вопросы. Но, похоже, жестоко ошибалась.

— Ничего не понимаю, — отозвался он.

— Я считала, что всегда поступаю правильно. А это вовсе не так. Любое решение, которое я принимаю, чтобы защитить тех, кого люблю, оказывается неверным. И в результате я заставляю их страдать. — При этих словах у меня вдруг стиснуло горло.

Полюбуйся, что ты наделал. Что мы наделали. Мы с тобой причиняем другим страдания и боль.

Мне с трудом удалось взять себя в руки.