Страдания юного Зингера. Рассказы разных десятилетий

— Сейчас я действительно работаю над романом. И если вы действительно имеете в виду именно его, то должен вам заметить, мой друг, что называется он — «Дневник диавола». А никакого «Дневника дьявола» я никогда не писал! И очень бы хотел, чтобы вы это запомнили. Раз и навсегда!

Гость покраснел, как мальчишка, которого выставили на позор всему классу.

— Прошу, прошу вас, извините меня… Поверьте, мне очень-очень досадно за свою оплошность… А ведь именно в связи с вашим последним романом я и пришел к вам… Все дело в том… дело в том… м-мм… дело в том, что вы не успеете его закончить, — последние слова Гость выпалил на одном дыхании.

— Это значит?.. — Писатель быстро взглянул на посетителя.

Тот медлил с ответом.

Писатель заторопил:

— Да говорите же всю правду! Я — не младенец и не барышня. Ведь вы знаете. Это означает только одно?

Гость выдохнул:

— Да.

— Да… У меня было предчувствие… Я и работать-то стал над этим романом, как над своей последней вещью… Значит, не допишу… Не суждено… Жаль. Ах, как жаль! — задумчиво и словно бы про себя проговорил Писатель. Затем неторопливо набил трубку: — Когда это случится?

Гость опять стал медлить с ответом. Только облизывал пересохшие губы.

— Да что же это такое! — раздраженно заговорил Писатель. — Явились сюда — значит, хотели сказать. Так говорите же! Время… время дорого!

Гость перевел дыхание.

— Произойти это должно нынешней ночью. За письменным столом — вот прямо здесь. Сердечный приступ. — И быстро-быстро забормотал: — Я потому и пришел к вам сегодня. Ведь жизнь моя… жизнь моя — серенькая, пустая, мало кому интересная. И я пришел заменить вас на эту ночь. Безносой ведь все равно чью жизнь забрать. А вы — останетесь жить и сумеете закончить роман. Свой лучший роман!

Писатель взглянул на Гостя с неподдельным изумлением:

— Простите, мне кажется, я вас не понял. Что вы сейчас такое сказали?

Гость повел свой монолог медленней, громче, со страстной убежденностью:

— Ваш последний роман — пророческий. Сколько людей во всем мире за сто лет прочитали его? Миллиарды! Да, да. Я уверен. И все сожалели, что роман не дописан. В нем вы заглянули в будущее. И во многом описали его совершенно точно! Вы, например, предупредили: технический прогресс может оказаться губительным для человечества. Вы сказали о сатанинской природе тирании. Я ведь вам только, так сказать, эскизно поведал о том, что произошло на Земле за сто лет после вашей… Если вы останетесь жить и закончите роман — может быть, люди, прочитав его вот тогда же, сто лет назад, станут хоть немного… э-э… осмотрительнее, прозорливее. Не допустят каких-либо переворотов, диктатур, войн. Может, в мире меньше будет жестокости и насилия. Да может, само развитие человечества хоть немного да пойдет по-другому!

Писатель отозвался глухо:

— Вы, молодой человек, — романтик. И вы несколько преувеличиваете значение литературы. Ее влияние на развитие общества, к сожалению, не настолько велико, как вам сейчас мнится. Будем же реалистами. Всяких провидцев и без меня на Земле всегда хватало. И что же? И искусство уже тысячи раз указывало человеку на его пороки. И человек тысячи раз покорно соглашался: да, ай-яй-яй, как это нехорошо — грешить! И вновь — грешил. С легким сердцем. Безо всяких угрызений совести. Ну, а угрызения совести — это уже к области литературы относится… Да, да, вы должны согласиться со мной: я прав, ибо я как-никак старше вас… на столетие. — Писатель улыбнулся уголками рта. — Мы, пишущие человеки, задаем вопросы, на которые — мы это заведомо знаем — нам все равно никто не ответит… Ответить может только Бог. Может быть, Он и отвечает на наши вопросы, когда мы предстаем пред Ним. Но, увы! здесь, на Земле, мы об этом знать ничего не можем… Признаться, и здесь, на Земле, никто, кроме Бога, права не имеет другого лишать живота. Даже Сатана не должен бы иметь такого права. Бог дал — Бог взял. Если же говорить о творчестве, то здесь, конечно, другие законы. В книгах ты сам — Творец. Волен даже, поставив точку, сжечь свое произведение. Но можно точку и не ставить. Да-с. Пожалуй, в незавершенности творения есть своя прелесть…

— Но послушайте меня! — пылко воскликнул Гость. — Если вы закончите роман, то, может быть, благодаря вам на нашей грешной Земле прольется меньше крови. Человеческой крови! Подлинной!

— Историю, мой друг, как бы там ни было и как бы кто этого ни захотел, не переделать. Она не знает сослагательного наклонения. То, что вы мне сегодня рассказали, — для меня это воистину будет. А для вас — уже воистину было. Свершилось. И — необратимо. Есть такая хитренькая фраза: «Казнить нельзя помиловать». Так вот…

Гость перебил:

— Я знаю. В зависимости от того, где поставишь запятую, вся фраза меняет смысл. Мы должны выбрать, где поставить запятую.

— Вы меня поняли, как я вижу…

Гость учтиво поклонился:

— Спасибо на добром слове.

Хозяин ответил спокойно и весьма ядовито: